Измена. Я больше не у твоих ног - Милана Лотос

В доме снова воцарилась тишина.

Макар стоял, тяжело дыша, сжав кулаки до белых костяшек. Потом он снова присел перед Тоней.

— Принцесса моя, слушай меня внимательно, — его голос стал мягче, но оставался серьезным. — Бабушка… ошиблась. Она сказала неправду. Мама тебя никогда не бросит. И меня не бросала. Мы с мамой… мы поссорились. Понимаешь, малыш, взрослые иногда ссорятся. Но мы друг друга любим. И тебя любим. Очень. Больше всего на свете. Ты наше самое главное счастье.

Тоня смотрела на него широко раскрытыми, полными слез глазами.

— Плавда? - прошептала дрожащим голосом.

— Правда, — твердо сказал он. — И бабушке я запретил говорить такие вещи. Она больше не будет.

Макар обнял дочь, прижал к себе и поцеловал ее в макушку. Тоня обвила его шею ручками и захлюпала носом, но теперь это были слезы облегчения.

Я стояла, прислонившись к косяку, и не могла сдержать дрожи. Все внутри переворачивалось от бури эмоций – шока, благодарности, страха.

Макар поднялся с дочерью на руках и повернулся ко мне.

— Прости, — сказал он просто. — Это больше не повторится. Я обещаю.

Он прошел в гостиную, сел с Тоней на диван, усадил ее на колени. Погладил по растрепавшимся волосам.

— Давай-ка так, — сказал он, и в его голосе появились несвойственные ему мягкие, объясняющие нотки. — Мама – она самая добрая и самая лучшая. Она печет тебе блины, читает сказки, гуляет с тобой. Да?

Тоня кивнула, утирая кулачком слезы.

— А папа… папа много работает. И иногда бывает строгим. Но он тебя любит. И маму тоже любит. Мы – семья. И никто, слышишь, никто не имеет права говорить тебе плохо о маме. Никто. Ни бабушка, никто другой. Если кто-то скажет – ты сразу беги ко мне, и всё всё всё рассказывай. Хорошо?

— Холосо, — прошептала она.

— И запомни, мама никуда от нас не денется. Мы все всегда будем вместе.

Он говорил с ней, как со взрослой, объясняя, успокаивая. И я видела, как напряженные плечики Тони понемногу расслаблялись, а дыхание становилось ровнее.

Потом он посмотрел на меня.

— Олеся, подойди к нам.

Я поджала губы, подошла и села рядом. Он неловко, одной рукой, обнял и меня, притянул к себе. Мы сидели втроем на диване – он, я и наша дочь, прижавшись к нам обоим. Это было неловко, ново и бесконечно хрупко.

— Видишь? – тихо сказал он Тоне. – Мы все тут. Вместе. И у нас всё хорошо.

Тоня кивнула и наконец уткнулась носом ему в плечо, посасывая пальчик – давно забытая привычка раннего детства, которая возвращалась в моменты сильного стресса.

Мы сидели так молча, и постепенно ледяная пустота в моей груди начала заполняться теплом.

Он сражался. Не со мной, а за нас. И впервые за долгие годы это давало не призрачную, а вполне осязаемую надежду.

Простить Макара за то, что произошло между нами несколько недель назад, я всё ещё не могла. Да и не хотела. Мне было больно, сердце сжималось от предательства, которое он нанёс нашей семье.

Глава 57.

Мы сидели втроем, и тишина была уже не напряженной, а мирной, устоявшейся. Тонечка почти заснула у любимого отца на плече, утомленная слезами и эмоциями.

Я осторожно поднялась, чтобы унести ее в кроватку, но Макар жестом остановил меня.

— Дай еще пять минут, — тихо попросил он. — Пусть уснет покрепче. Не хочется, чтобы ее сладкие сны прервались.

Я кивнула, понимая, что муж прав. Он стал таким… эмм… словно хотел наверстать те годы, что был далек от отцовства.

Я положила руки на живот, понимая, что скоро снова стану мамой и это щемящее чувство влюбленности в свое дитя снова меня накроет с головой. Хватит ли меня на двух детей, справлюсь ли я? Я не знала, но хотелось верить, что хватит.

Мы снова замолчали.

Макар смотрел в окно на темнеющее небо. Его лицо было усталым и задумчивым. Казалось, он что-то взвешивал, решал для себя что-то важное.

— Я был у Шторма, — вдруг сказал он, не глядя на меня. Его голос был глухим, лишенным всяких эмоций.

Мое сердце екнуло. Я замерла, боясь пошевелиться, чтобы не спугнуть этот редкий момент откровенности. Я знала, что он поехал в СИЗО к этому преступнику и собиралась спросить его об этом. Но потом внезапно пришла свекровь и все завертелось.

— Он… пытался давить на меня. Через тебя. Говорил, что знает, где ты была, что у него есть люди, которые могут найти тебя и… напугать. Чтобы я помог ему выйти под залог. Он считал, что раз я «потерял контроль» над женой, то я уязвим. Что могу пойти на сделку, чтобы обезопасить тебя.

– Чего ему от меня надо? - шепотом спросила, закусив губу.

– Дело в его дочери. Он никак не может простить тебе то, что ты засадила его Ксюху в СИЗО.

– Я бы и сейчас так сделала, - прошипела я сквозь зубы, - ее место там.

Он повернул голову, и его взгляд наконец встретился с моим.

В его глазах была та самая усталая ярость, что я видела утром.

– Она не била Тонечку, я бы не позволил.

– Значит, она посидела несколько суток в СиЗО для профилактики, - пожав плечами, ответила. – Мне показалось это разумным.

— Я сказал ему, что если он или кто-то из его людей тронет тебя или Тоню, я лично сделаю так, что он сгниет в самой глубокой тюрьме на этом свете. Что я не буду играть по его правилам. Я буду играть по своим. И что его дело теперь – моя личная vendetta. Он не выйдет. Я не позволю.

От его слов стало холодно. В них не было бравады. Была простая, железная уверенность. Он не защищал меня из любви. Наверно. Он защищал свою собственность от посягательств другого хищника. Но в данный момент это не имело значения. Имело значение то, что он сделал это. И от его поступка на сердце стало тепло и уютно.

Теперь я точно знала, что мы с