Обольщение - Лера Виннер

Осмелившись открыть глаза, я увидела, что свободной рукой он вцепился в подоконник так сильно, что побелели костяшки пальцев.

От этого зрелища воздух закончился совсем, и я отстранилась, чтобы жадно схватить его губами, и тут же поддаться порыву, поцеловать Монтейна в самый низ живота.

— Хорошо?

Что я хотела, чтобы он мне ответил?

Он и не стал отвечать. Просто вздёрнул меня она ноги, крепко сжав предплечье, и поцеловал так глубоко и страстно, что это стало почти больно.

Поцеловал сразу после того, как я…

Я тихо, но всё же вскрикнула, когда Уил развернул меня, вынуждая поменяться с ним местами, привалиться к подоконнику.

Его ладонь быстро и очень уверенно скользнула под безнадёжно измятый подол.

Ещё секунду, и он подтянул моё колено к своему бедру и оказался во мне.

Теперь, когда я рассмотрела его вблизи, когда попробовала на вкус, почувствовать его внутри оказалось до крика приятно.

Помня лишь о том, что кричать нельзя, одной рукой я обхватила его плечи, а другой оперлась на подоконник.

В такой позе оказалось проще, потому что больше барон меня не щадил. Его член был во мне полностью, и, будто сорвавшись с цепи, он двигался отчаянно быстро и сильно, так, что с каждым новым движением звезды считала уже я.

Странный звук, раздавшийся над самым моим ухом, было то ли всхлипом, то ли стоном.

Лучшим из возможных ответов, потому что теперь ему стало хорошо по-настоящему.

Хорошо настолько, что он не опасался, не думал, не испытывал ни тени сомнения в том, что мне нравится происходящее.

Только теперь, когда он брал меня безоглядно, почти что грубо, я в полной мере прочувствовала, насколько он на самом деле сильнее меня.

Эта сила ощущалась в каждом движении, в каждом его вдохе. Я не могла ни сопротивляться ей, ни двинуться навстречу, и моя голова запрокинулась будто сама собой.

Доверчиво подставленное ему беззащитное горло.

Монтейн оставил на нём изумительно нежный поцелуй, а потом перехватил меня за бёдра удобнее, приподнял, и мне пришлось вцепиться в него обеими руками, чтобы погасить новый вскрик на его плече.

Перед глазами плыло и темнело, до хрипа острое, почти невыносимое, но при этом неизбежное удовольствие начало подниматься от живота к груди.

Он продолжал двигаться, уже даже не входя, а вбиваясь в меня откровенно и жадно, и в очередной раз мир для меня померк окончательно, разорванный в клочья той самой молнией, что ударила прямо в голове.

Глава 20

— Ты теперь считаешь меня падшей женщиной?

Я спросила его немногим позже, когда мы оба смогли чуть-чуть отдышаться, сидя прямо на полу.

Монтейн над чем-то рассмеялся.

— Разумеется. Самой распутной из всех, кого я встречал.

Он не позволил мне ответить, поцеловав глубоко, нежно, и так чувственно, что мне осталось лишь обхватить ладонью его затылок и просто поверить на слово.

Именно это — поверить — оказалось особенно легко.

Барон выглядел расслабленным и счастливым, прикасался ко мне так, будто имел значение каждый мой жест, каждый мой вздох.

Прислонясь к его плечу и закрывая глаза, я знала, что это в самом деле так.

Стань я для него всего лишь случайным эпизодом, он никогда не пошёл бы к герцогу Керну на поклон. Ни к одному из них.

Не помчался бы галопом по ночной дороге, бросив даже плащ, гонимый страхом, что не успеет меня догнать.

Он ведь молчал, всё это время молчал об Удо Керне. Будучи посвящённым в мой сумасбродный план, даже рассказал мне о нём, но ни разу не назвал имени, чтобы не напугать раньше времени. Чтобы я не попыталась свернуть с пути или отговорить его.

На этом фоне даже тела убитых мной людей, уничтоженные им на берегу озера, казались такой малостью. Небольшой, хотя и важной деталью.

Не пытаясь гадать, чем могла заслужить всё это, я думала о глупостях вроде того, что теперь точно могу называть его «своим» в мыслях.

Тем, как всё было в этот раз, оказались до определённой степени потрясены мы оба, но именно теперь, после всего, мне стало по-настоящему легко дышать. С души как будто сняли огромный и тяжёлый камень, и я даже не попыталась возразить, когда Монтейн всё же настоял на позднем ужине.

Спальня, выбранная для нас герцогиней Ханной, оказалась великолепной, а кровать в ней — почти что королевской.

Заявив, что, имея в своём распоряжении прекрасную перину, спать на диване просто глупо, барон потянул меня под одеяло.

Он тоже как будто успокоился, стал мягче, даже его голос стал иным. Проваливаясь в полудрёму на его плече, я подумала, что так, должно быть, и должен выглядеть человек, у которого вдруг открылось второе дыхание. А ещё о том, что если это произошло хоть немного благодаря мне, значит я точно живу не зря.

Непростительно быстро наступившее утро оказалось легкомысленно солнечным.

Приведённое за ночь в безобразное состояние платье стараниями барона выглядело как новое. Надев его, я смущённо и счастливо улыбнулась тому, что губы немного саднило, а на душе было всё так же хорошо.

Вильгельма в комнате не оказалось.

Руководствуясь логикой и здоровой подозрительностью, мне следовало бы испугаться его отсутствия, но, как ни странно, тревоги не было.

Он вполне мог и уйти по каким-то делам.

Мог как минимум искать встречи с герцогиней — им явно было о чем говорить, к тому же они неплохо друг друга понимали.

Я прислушалась к себе, боясь и одновременно надеясь ощутить что-то хотя бы отдалённо похожее на ревность.

Её не было.

Монтейн ничего мне не обещал, не сказал ничего конкретного, но он был со мной настолько же, насколько я была с ним.

Удивительное, волшебное, бесценное чувство.

В дверь дважды негромко постучали, и я бросилась открывать, считая неприличным заставлять горничную, ждать, однако на пороге оказалась Ханна.

— Можно? — она приподняла, демонстрируя мне поднос, который держала в руках, и я поспешила отступить, давая ей дорогу.

— Зачем вы спрашиваете…

— Вот как, уже «вы»? — Ханна хмыкнула, ставя поднос на столик.

Опустевшей ночью посуды на нём не было, значит, и об этом позаботился барон.

Чувствуя себя до крайности неловко, я заправила волосы за ухо.

— Вчера я уже наговорила лишнего.

— Если бы кто-то влез на мою лошадь, я бы начала стрелять, — она пожала плечами и села на диван.

Стараясь подавить неуместный смешок, я уставилась на поднос.

Чайник, две чашки, тарелка с пирожными.

Герцогиня тем