Когда оживает сердце - Ханна Бейли

Выворачиваю из-за угла и вижу Кейт и Сесиль на террасе. Маленькие фигурки подсвечены фонарем над входной дверью. У крыльца образовалась огромная куча дерьма, и судя по дорогой машине – дерьмо то самое.

Лица девочек озаряет облегчение. Я спрыгиваю с лошади прежде, чем она останавливается. Убью гада.

Нет. Сперва кое-что поважнее.

– Все хорошо, дорогая? – Вглядываюсь в лицо Сесиль, чтобы убедиться: она отвечает искренне. Господи, мы успели.

Теперь к делу.

– Ты – Кей-Джей? – спрашиваю я, и он насмешливо кивает.

Мой кулак прилетает прямо в десяточку: судя по хлынувшей из ноздрей кровище, я с ходу сломал ублюдку нос. Вот и познакомились.

– У меня пушка, тупица! Пристрелю на хрен! – Он лихорадочно нащупывает ручку пассажирской дверцы, зажимая другой лапой нос.

Денни и Рыжий хватают его за руки, дверца распахивается. На сиденье лежит пистолет. Незаконно приобретенный, скорее всего, и уж точно незаконно перевозимый.

Зря я психовал из-за его роста. Этот хлюпик в идеально отглаженной сорочке и брючках со стрелками наверняка даже в детском саду ни разу не дрался. Пушку он привез! И оставил в машине, олух царя небесного.

– Смотри-ка, и правда пушка. – Денни оставляет подонка на попечение Рыжего и берет в руки пистолет. – Предохранитель не снят, патронов нет. Ты что с ней делать-то собирался, чудила?

Где-то за моей спиной раздается лающий смех Джексона. А вот Кей-Джею не смешно.

– Сесиль, какого хрена здесь…

– Нет. – Я делаю шаг в сторону, заслоняя свою женщину. – С ней ты говорить не будешь. Сейчас говорим только ты и я.

– Она моя жена, и я буду говорить с ней, когда мне заблагорассудится.

Глядя в его злые мертвые глаза, я улыбаюсь, хотя слово «жена», слетевшее с его губ, и режет слух.

– Только на бумаге. Будь уверен, я знаю ее лучше, чем ты. Отношусь к ней лучше. А трахаю так, как тебе и не снилось. Так что теперь она моя. Во всех отношениях.

– Ах ты шлюха! – кричит он.

Мой кулак прилетает ему в челюсть; кровь изо рта вперемешку со слюной течет прямо на чистенькую нежно-голубую рубашку.

– Я предупреждал: не надо с ней разговаривать! – Хватаю его за подбородок, и подонок кривится от боли. – Слушай внимательнее, если не хочешь добавки.

Едва я отпускаю руку, он плюет в меня. Вообще-то мне начхать, моя рабочая рубашка и без того грязная, но это вопрос принципа. Я бью его еще раз. И еще. Для острастки. Подонок падает, выплевывая кровь и ловя ртом воздух.

– Дорогая! – зову я, не сводя глаз с лихорадочно вытирающего кровь мешка с дерьмом, и через несколько секунд Сесиль уже стоит рядом. – С тобой точно все хорошо?

– Да, – шепчет она и переводит взгляд с меня на него; ее губы дрожат.

Чертов ублюдок! Прибить бы эту падаль.

– Прости, что не пришел раньше. – Я нежно целую ее щеки и нос. – Не смотри на него, смотри только на меня. Ты в безопасности, Сесиль. Ты ведь мне доверяешь?

Она отвечает неторопливым чувственным поцелуем, будто здесь нет никого, кроме нас. Странное дело, именно с поцелуем приходит ликование. Я победил. Она моя.

– Когда приедет полиция, я потребую возмещения ущерба! – орет Кей-Джей.

– Не потребуешь. – Я беру Сесиль за руку, глядя на него сверху вниз. – Ты вообще-то в чужие владения влез, да еще и с нелегальным стволом.

– Вякнешь хоть слово, и я расскажу обо всех твоих подвигах. – Сесиль сжимает мою руку, как спасательный круг. – Когда мы с тобой жили вместе, я переписывалась с подругой, так что и доказательства имеются. Хотя… черт с ней, с полицией. Я сделаю лучше: расскажу обо всем твоей семье. А еще коллегам и друзьям. Бабуля будет в восторге, да?

Даже в темноте я вижу, как дергается его кадык: Кей-Джей ничего не может сделать и прекрасно это понимает. Я незаметно касаюсь ее бедра нашими сомкнутыми ладонями и ободряюще улыбаюсь. Пусть знает, как я ею горжусь.

– Дорогая, принеси, пожалуйста, свое обручальное кольцо. И захвати коричневый конверт в моем ящике для носков. Жеребчик сходит с тобой, если нужно. – Я бережно убираю выбившуюся прядку волос ей за ухо.

Прищурившись, она поворачивается к Жеребчику. Тот с готовностью подает ей руку.

– Знаешь, как говорят: изменяет с тобой, изменит тебе. – Этот козел каким-то чудом набирается храбрости заговорить вновь. – Не боишься, что она спутается с кем-нибудь из твоих ковбоев?

Хочет меня задеть, сволочь. Между прочим, неплохая попытка, могла бы сработать, не знай я всех подробностей.

– Полагаю, от тебя ко мне она ушла потому, что я ее не бью. И пушкой не угрожаю.

– Да она психопатка. Любит привра…

Я прерываю его тираду ленивым ударом в глаз.

– Ни одно твое поганое слово не заставит меня в ней усомниться. Я уже сказал, что знаю ее куда лучше, чем ты, говнюк. А теперь заткнись и слушай. Откроешь рот – получишь, ясно? Когда Сесиль вернется, ты будешь паинькой, гребаным джентльменом, каким так хочешь казаться. Сделаешь все, что я скажу, не задавая вопросов, и уберешься отсюда к чертовой матери. И упаси тебя бог еще когда-нибудь к ней приблизиться. Найду и убью.

Кей-Джей фыркает.

– Не веришь? У меня больше ста тысяч акров земли. В том числе огромный могильник с таким количеством туш, что твои кости легко затеряются среди коровьих. Ближайшие соседи в нескольких десятках километров, а единственный полицейский в городе, которому наверняка передадут дело о твоем загадочном исчезновении, мой кузен. Половина моих ребят сидели в тюрьме и ради правого дела готовы туда вернуться. Учти все это, прежде чем сделать выбор.

– А давайте его в лес увезем! Километров на сто, – куражится Денни. – Сломаем обе ноги для верности и оставим. Отличная естественная смерть получится. Трагический несчастный случай в походе.

Кей-Джей искоса глядит на Денни, морщась от боли.

– Ну, так что? – Я окидываю его взглядом. И как Сесиль могла связаться с таким ничтожеством?

– Ладно, деревенщина. Забирай себе эту суч…

На этот раз его прерывает кулак Денни, врезавшийся в дряблый живот.

– Боже, да он слабоумный. Кто еще после стольких тумаков станет пасть разевать? – Денни с кривой ухмылкой качает головой, глядя, как Кей-Джей падает на свою же машину.

Возвращается Сесиль. При виде грязного, избитого Кей-Джея ее глаза округляются, и меня внезапно накрывает чувство вины. Не потому, что он это не заслужил, еще как заслужил; просто мне не пришло в голову, что все это может ее напугать и расстроить.

– Эй! – Я беру ее трясущиеся руки в свои. – Может, лучше уйдешь? Жеребчик с тобой побудет.

– Нет-нет, все нормально. Вот конверт, который ты просил. И кольцо, – добавляет она с презрительной гримасой, притягивая тоненький золотой ободок.

– Спасибо, дорогая. Обещаю, скоро все закончится. – Я нежно касаюсь губами ее макушки,