Солнце в армейских ботинках, или Идем дорогой трудной… - Юлия Владимировна Славачевская

В левом углу от входа стоял средних размеров овальный стол с установленным коннектором и сенсорным проектором 3–D. Старье, конечно, несусветное, но я и такому была рада. На нем в начальной позиции стояли фигуры игры наподобие шахмат, только киртианского образца. Занг пытался когда–то меня ей обучить, но мне было сложновато перестроиться. Это только так говорится — «наподобие шахмат», на самом деле она сложнее на порядок, потому что объемна.

Впрочем, мне лавры великого стратега ни к чему, я в играх люблю пострелять или построить. Ну еще в квесты могу поиграться. Многоходовые военные стратегии — не мое это. Не мое. Я как–то больше полагаюсь на авось и беру нахрапом.

— Элли, сейчас мы со Старейшиной будем играть, — шепнул мне на ухо муж. — Это традиция, своего рода разведка: достоин ли гость дальнейшего общения и как его оценивать — как высшего, низшего или равного. Не удивляйся и не нервничай, потом все поймешь.

— Добрый вечер, — проявила я дружелюбие, чуть ли не потирая руки при виде обильно накрытого стола и сглатывая набежавшую слюну.

— Тебе туда, — не поворачиваясь к нам, сказал предводитель, показывая на маленький столик с одинокой пустой тарелкой и таким же пустым граненым стаканом. — Там ты не будешь мешать беседе двух мужчин! — А к Ингвару: — Садитесь, ваше высочество, в ногах правды нет.

Гм, не поняла. По идее, муж — некоронованное величество. Тогда зачем этот старый дятел противоречит сам себе? Ладно, на этот раз промолчу.

И парочка натуральных самоубийц схватила меня за предплечья, чтобы отбазировать к новому месту ссылки. Одного отправила в нокаут я. Второму повезло, и его легонько стукнул в висок Ингвар. В конечном итоге на пол в художественном беспорядке улеглись оба.

— Мы напарники! — прорычал То–от, отбросив невозмутимость. — И никому не позволено обращаться неуважительно с моей напарницей. Это космический кодекс!

— Это хорошо, что у тебя есть честь, сын Тотоша, — повернулся к нам наконец лисомордый. Он повел рукой, изгоняя толпу запыхавшихся охранников, которые ввалились, чтобы навести порядок. — И плохо, что ты не видишь своей дороги, отказывающийся от родства. — Властно кивнул охране: — Заберите с собой пострадавших, здесь я сам разберусь.

Пострадавших забирать никто не торопился, но охрана удалилась. Должно быть, всем взводом отправилась за носилками.

— Мне все это не нравится, — прошептала я мужу. — Как только противник начинает прибедняться, точно хочет надуть в главном. Вроде как: смотри, какой я белый и пушистый, а под мягкой шкуркой — жало валийсийского скорпиона.

— Тяни время, — так же тихо ответил мне Ингвар. — Мы должны понять, как нам отсюда выбраться.

— Можно я буду тянуть не только время, — подняла голову моя очухавшаяся от долгого сна кровожадность, — но и кое–что другое? — Поймала ревнивый взгляд мужа и торопливо пояснила: — Чьи–то кишки, а не то, что ты хочешь у него оторвать. — И громко: — Благодарю за вашу неописуемую щедрость, ваша милость! — Я потопала к столу первой.

— Меня зовут граф Гингем Толуйский, барон Камильский, владетель Цырии, — наконец–то представился седоволосый. И мне почему–то вдруг показалось, что в этом перечне что–то важное он упустил, и захотелось, чтобы старик представился по–настоящему. Было в нем что–то неправильное, темное, если не сказать грязное. Или я просто была голодной, а потому агрессивной и вредной?

— То–от, — сообщил ему муж. Краткость — сестра таланта!

— Элли, — слегка шаркнула я ножкой в вежливом жесте. Жест оказался смазанным из–за лежавшего под моей ногой охранника. Но я все же попыталась. Это же засчитывается, или нет?

И, натянув проводящие перчатки с силиконовыми пальцами, Лисомордый с моим мужем уселись играть. Первая игра затянулась на два часа. Я активно «болела» за спиной Ингвара, кричала, свистела и таскала нам легкие закуски, запихивая мужу в рот кусочки крекеров и тонкие колечки сыровяленой колбасы. Еду и освежающий синте–сок из кувшина я таскала исключительно с подоконника, мне так почему–то показалось удобней, да и пышную композицию на обеденном столе не захотела нарушать, там каждое блюдо было как произведение искусства — с цветами, зеленью и художественно вырезанными съедобными украшениями.

Победил муж. Седоголовый повел себя так, будто это досадная случайность. Вторая игра продлилась полчаса. Третья — пятнадцать минут. Четвертая — десять. Пятая — три минуты и пять секунд (я специально засекала!).

От шестой партии старик отказался, сославшись на переутомление.

Разошлись соперники мирно: низко поклонились друг другу, как поединщики в единоборствах, не говоря ни единого слова. Вот только взмокший и растерзанный лисомордый выглядел на редкость обескураженно. Правда, седой гад быстро пришел в себя и широким жестом пригласил к столу:

— Прошу разделить со мной скудную трапезу.

Наконец–то нас все же допустили обедать (или ужинать, я по времени слегка запуталась). А там было столько всего вкусного, но… вот опять же странность, трогать это вкусное мне совсем не хотелось. Есть хотелось, но только не это. Один взгляд на эту еду порождал у меня брезгливость и отвращение.

— Что–то у меня аппетит пропал, — поделилась я своей проблемой с окружающими, отчаянно сигнализируя мужу глазами. — Пусть у меня будет разгрузочный день, правда?

— Если у вас диета, — довольно–таки невежливо сказал Гингем, наваливая себе на тарелку куски одуряюще вкусно пахнущего мяса, — то почему бы вам не посидеть на ней во–он в том углу, пока мужчины не разделят трапезу и не обсудят свои проблемы.

Ну и хорошо, ну и ладно. Ударим грубостью за грубость и ответим хамством на невежливость!

Но муж проявил умеренно выраженную дипломатичность.

— Ваши проблемы, — поправил его Ингвар, ни к чему не притрагиваясь. — У нас с вами общих проблем нет. И не может быть.

— Вот в этом ты глубоко ошибаешься, — убежденно заявил седовласый, наливая что–то золотистое из кувшина в стакан. Потом попробовал и подвинул его к моему мужу, словно демонстрируя, что на столе ничего не отравлено. — У нас очень много общего. И я тебе это докажу!

— Не получится, — убежденно заявил То–от, осторожно пригубив жидкость и довольно жмурясь. — Меня трудно убедить.

Через пару часов…

— Ты такой славный, — икнул Гингем, размахивая кувшином. — И твердых принципов! И хочется так глубоко вник… ик!… и просто хочется! Давай споем?