Золотые рельсы - Эрин Боумен

Я стараюсь не показать замешательства. Мистер Мэрион оказался совсем не таким, каким я его представляла. Я ожидала, что меня тут же выставят, а не будут делать мне комплименты. Я думала, он считает женщин неподходящими для такой работы, но, наверно, это были слова дяди Джеральда. Нечестно приписывать его взгляды мистеру Мэриону.

— Однако, — говорит он, — я даже не знаю, с кем имею честь.

— Шарлотта Вон, сэр.

Он хмурится.

— Полагаю, родственница Джеральда Вона?

Я киваю.

— Племянница.

Теперь, очевидно, мистер Мэрион в затруднении. Я совсем не соответствую образу, который, несомненно, описал ему мой дядя.

— А ваш дядя знает, что вы в городе? Мне кажется, он искал вас.

За дверью слышится шум, и дядя Джеральд с грохотом врывается в кабинет, распахнув дверь так, что она ударяется в стену.

Я знала, что он появится, и все равно, когда я к нему оборачиваюсь, у меня перехватывает дыхание. Одет он нарядно, хотя ему следовало бы находиться на прииске с рабочими. Будь он таким, как мой отец, он носил бы рабочие штаны с подтяжками, рубаху и кепку.

— Шарлотта, слава богу, — притворно-ласково говорит дядя, сгребая меня в объятия, словно ему и впрямь небезразлично мое благополучие. — Приношу извинения за вторжение, Джон. Это больше не повторится.

Он кивает редактору на прощанье и выводит меня из комнаты, словно я слишком слаба, чтобы устоять на ногах. Когда мы выходим на лестницу, все притворство испаряется, как и его заботливый тон:

— Я рад, что моя лошадь в порядке. А что до тебя…

Он смотрит мне на ноги.

— Нашла себе башмаки. А жаль.

Мы выходим на залитую утренним солнцем улицу.

На противоположной стороне собралась небольшая толпа зрителей, поэтому представление продолжается. Дяди обнял меня за плечи, словно несчастную больную девочку. Его рука крепко держит меня за талию на случай, если я надумаю бежать. Зрители наблюдают, как дядя провожает меня к своей лошади. Одна из женщин прижимает к груди руки от облегчения, другая смотрит с сочувствием. Всех их заботит моя судьба, они рады, что я вернулась домой. Дядины россказни распространились по округе, как пожар в прериях.

Я понимаю, что виду меня соответствующий. Платье давно нельзя назвать чистым, на воротнике запекшаяся кровь Риза. Грязные волосы висят в беспорядке. Я вообще удивляюсь, что мистер Мэрион выслушал меня. Наверняка он печатал сообщение о моей поездке с Малышом Роуза по просьбе дяди Джеральда, а там говорилось о моем душевном нездоровье и награде, которую выплатят тому, кто вернет меня домой целой и невредимой.

Дядя сажает меня на свою лошадь. Я могла бы кричать и сопротивляться на потребу собравшейся толпе, но безропотно повинуюсь. Чем послушнее я буду, тем меньше будет безоговорочного доверия рассказам о моей болезни и менее заметным мое следующее исчезновение. Потому что я не собираюсь задерживаться здесь дольше, чем нужно.

Я сижу между дядиных колен и в кольце его рук, держащих поводья его кобылы и моей гнедой. Он гонит быстрее, чем необходимо, я сижу в неудобной позе, подпрыгивая в седле и сталкиваясь с ним. Это даже хуже, чем то, как он держал меня за руку или затаскивал на лошадь. Но как бы это ни было неприятно, мне не обойтись без его поддержки, иначе я свалюсь с седла.

Когда мы приближаемся к дому, в эркере отодвигается занавеска и быстро возвращается назад, словно мигнувший глаз. Входная дверь распахивается, и на пороге появляется мама.

— Шарлотта, как ты могла? — хрипло кричит она. — Зачем ты вернулась? Зачем?

Она выгладит гораздо хуже. Лицо посерело, волосы утратили блеск. Прибавилось морщинок у глаз. Она и впрямь похожа на невменяемую женщину, какой старается изобразить ее мой дядя.

Меня слишком долго не было, мне вообще не следовало уезжать.

— Лилиан, иди в дом, — приказывает дядя. Не обращая на него внимания, она подбегает и заключает меня в объятия. Она прижимает меня к груди, и я вдыхаю ее запах, у нее на груда мне спокойней, чем в самой уютной постели. Она обхватывает мое лицо и отстраняет его, чтобы как следует рассмотреть. В уголках глаз стоят слезы.

— Глупая, так только хуже.

Она снова прижимает меня к себе.

— У меня есть план, — шепчу я ей на ухо.

— Лилиан! — взрывается дядя.

Она подходит к нему и берет за руку. И тут я замечаю его — кольцо у нее на пальце. Это не прежнее обручальное кольцо, это тоньше и тусклее. Оковы, которыми связал ее дядя. Они успели пожениться.

Глава тридцать седьмая

Риз

Утром оказывается, что Вон уехала.

— Нужно найти ее, — говорю я, упираясь ладонями в кухонный стол. Кэти сжимает в руках кружку с горячим чаем, так крепко, словно от этого зависит ее жизнь, а Джесси присматривает за овсянкой на огне. — Она не знает, что делает, да ей и не справиться.

— Не справиться? — Кэти опускает чашку и начинает считать, загибая пальцы на руке, — Сначала она попыталась застрелить тебя тогда в поезде, в Викенберге выдала властям банду Роуза… Она вынесла то, как ты обращался с ней в дилижансе, и сбежала. Потом она приехала ко мне в поисках стрелка и опять чуть не застрелила тебя прямо у меня на кухне. — Настала очередь пальцев другой руки. — Она услышала, когда приехал Джесси, пока мы спали. — Еще один палец. — Наконец, она выпуталась из происшествия с охотником за головами. Мне продолжать или довольно?

— Нет, я понял.

— Может, эта девушка и не стреляет так метко, как ты, но у нее хватит хитрости провернуть все, что она задумала. К тому же ты даже не знаешь, куда она направилась.

— Я просто беспокоюсь, понимаешь? Вдруг она опять примется искать наемного убийцу, но дело обернется хуже, чем в прошлый раз. И потом, вам правда безразлично, что она вот так уехала, ведь ее могут заметить и выйти на вас?

Джесси прекращает мешать кашу.

— Да кто ее заметит? Ты сказал, за тобой не было погони, а тут в горах нет никого, кто может взять след.

Я делаю большой глоток кофе. Кэти права насчет сообразительности Вон. Она много раз доказала это, не знаю, почему я чувствую такую потребность разыскать ее. Но