Покровитель для Ангела. Собственность бандита - Екатерина Ромеро

Счет шел на часы. Архипов мне больше не звонил, но вместо этого через день я получил конверт. Он прислал мне фото Ангела. С учебы. За ней следили, и ее вели снайперы. Уже давно, а это значило, что в любой момент ее могли просто пристрелить.

Это был еще один ход конем и удар под дых. Архипов накатал мне записку с условием – уйти с арены, бросить все, и ее в том числе. Он хотел, чтобы я стал предателем, он упивался этой возможностью нами играть, однако игры его меня не интересовали.

Я поднял ставку за его голову, которая уже стоила баснословных денег, но Архипов прятался так, что найти его не могли ни Стас, ни Шах.

Те фото. Я получил их целый конверт. Ангел на учебе. Тащит свои книги, выходит из универа, садится в машину к Паше. Она была под прицелом снайпера, и в любую секунду ее сердце могло остановиться.

Тогда впервые в жизни я ощутил себя беспомощным. Мне сразу захотелось ее спрятать. Замуровать в подвале, обложить гранитом и стеречь. От Архипова, от врагов и от самого себя.

Мой нежный цветок уже не нуждался в стеклянном колпаке. Ей нужна была золотая броня, дать которую я не смог. Она так не станет жить. Прятаться и бояться, забросить учебу и сидеть пленницей в моем доме под замком.

Я уже узнал ее достаточно для того, чтобы понять, что Ангел свободная, она должна жить нормальной жизнью, в которой не будет такого, как я.

Архипов не работал своими руками. У него было достаточно пешек, чтобы выполнять приказы, и я не смог до него добраться, но даже тогда я не был готов отпустить Ангела, и этот мусор начал дергать за ниточки, показывая мне, что я не способен защитить своих людей.

Меня разбудили звонок и встревоженный детский голос на той стороне трубки:

– Дядь Миш, вы не знаете, где мама?

– Нет, а что, мама домой не пришла?

– Не пришла. Я жду ее, мне в школу надо.

– Будь дома. За тобой кто-то из наших заедет. Маму найдем.

Это был малой Алены. Она не вернулась со смены домой. Я поднял людей. Ее нашли на остановке. Избитую так, что она едва дышала. Это был еще один маяк от Архипова. Он дал мне сутки на принятие решения. Следующей его жертвой должна была стать Ангел, и тогда я понял, что эта сука не отступится.

Алена стала последней каплей. Ей сломали шесть ребер и руку в двух местах. Ее лупили по пяткам какой-то металлической трубой, отчего почки были практически отбиты. На удивление, Алену не пустили на паровоз, ведь у Архипова не было такой цели, хоть они запросто могли разложить ее на всех, не оставив живого места, но этот ублюдок хотел, чтобы она жила. Он хотел мне показать, что я слаб и беспомощен, что не могу защитить своих людей.

Это было последнее предупреждение, последний маяк того, что я нахожусь у черты. Я не смог ее защитить, не смогу и Ангела, я чувствовал себя загнанным в клетку обезумевшим зверем, которого тыкает в ребра острым прутом мусор.

Он зажал меня, и он знал прекрасно, по чему надо бить. Мне было похуй на аресты, на маячившую надо мной зону и потерю бизнеса. Мне не было похуй только на нее. На эту девочку с изумрудными глазами, которая снова тянулась ко мне, как котенок, и когда Архипов прощупал мое самое слабое место, то начал давить именно на него.

У меня были сутки на принятие решения, хотя я думал недолго, и эти сутки быстро истекли. Архипов поставил условие: либо умирает Ангел и мы завязываем, либо я просто исчезаю и прекращаю его поиски.

Меня больше не должно было быть. Я должен все бросить. Я должен стать тенью и просто существовать. Архипов хотел, чтобы я мучился и сдыхал долго. Чтобы я предал всех и особенно ее.

Я сделал свой выбор. Ее жизнь, конечно, дороже моей. Так надо. Меня загнали в угол, я попал в ловушку, из которой в этот раз нет выхода.

Он приставил нож к моему горлу, дав сделать выбор, и конечно, я сделал. Я пошел на все. Я отказался от всего, лишь бы Ангел была в безопасности. Я разбил ей сердце, лишь бы она жила.

Я тянул до последнего, еще бы час, и Ангела бы убили. Я бы не смог ее уберечь.

Я прожил этот день с ней. Наш последний день вместе. Мне хотелось орать, но я улыбался ей. Я повез ее кататься и учить водить машину. Ангел так хотела этого, а я хотел видеть ямочки на ее щеках и радостные глазки. В последний раз.

Я хотел нажраться и выть волком, но улыбался моей девочке, чтобы она была спокойна и ничего не боялась, а потом время вышло.

Я забрал Ангела из дома и отвез на квартиру. Так было нужно. Так, блядь, было необходимо. Впервые в жизни я так сильно боялся потерять кого-то, и это была она.

Моя единственная в жизни слабость. Это всегда была Ангел, с первого дня.

Эта девочка, которая пробудила во мне все то, чего, я думал, даже не имею, и Архипов ударил по больному. Он знал, что мне плевать на всех, что я упрусь рогом, кем бы он меня ни шантажировал, но только не ей.

***

Я не смог ее уберечь от Архипова, не смог спасти от пули, защитить от обыска. Единственное, что я еще могу, – дать Ангелу шанс жить без себя. Таково условие сделки, и я, блядь, пойду на это, лишь бы она жила.

И пусть для этого я стану самой дикой сволочью в ее глазах, но я буду знать, что где-то она живет и дышит, радуется, мечтает, любит. Не меня.

О, я как ненормальный представлял, как ее касаются чужие мужские руки, как она стонет под другим, извивается под ним, просит, и сбивал руки до крови.

Я орал как бешеный, понимая, что сам отпустил, сам же, сука, отпустил!

Я ее бросил. Привез на квартиру и оставил там. Ангел даже сразу не поняла. Засмущалась, улыбнулась, но в ее глазах сразу промелькнул страх. Моя девочка поверила мне сразу. Она всегда мне верила, доверяла, а я взял это доверие и изрезал ржавыми ножницами. Снова.

Я сказал то, что должен