Там, где нас нет - Альвин Де Лорени

новый начальник SS Вольфрам Альбрехт Хартманн фон Адельманнсфельден, рыцарь Великой Силы, помощник ректора Схолы Лирнесса, второй десятник факультета стихии Схолы Лирнесса, магистр ордена Рыцарей Замка, комтур Сумисвальда, Ципплингена, Мергентхайма и Южных островов, на одном из этих островов мы сейчас и зависаем.

Фон Вейда так и не набрался смелости подойти ко мне и повиниться в попытке приставать к моим детям. Я решил отомстить. Как это и принято у меня, Ульриха Фрейтага Генриха фон Фалькенштейна, маркиза Аранда, младшего сына Герхарда Фридриха, седьмого великого герцога Лоос-Корсварм. С присущей моей светлости выдумкой и талантом менталиста.

Ульскал фон Вейда староста первой группы выпускного курса факультета стихий должен влюбиться в своего преподавателя, оме Ульриха. Влюбиться мучительно и безответно. До дрожи в руках, потери сна и аппетита и чего там ещё бывает у безнадёжно влюблённых?

Я ослепительно улыбался только ему, читая лекции, будто бы невзначай останавливался около альфы, сидевшего по сложившейся традиции на первом ряду вместе с другими старостами. Несколько раз улучил возможность коснуться его руки. Ну, и внушение. Куда же без него.

Своего я добился.

Фон Вейда начал пожирать меня глазами каждый раз, когда приходил на мои лекции. Однажды я даже к своему изумлению увидел его синюю мантию на лекциях у артефакторов. На вопрос, заданный весьма ласково, он, путаясь и краснея, ответил, что его заинтересовали особенности размножения хезрет и он, узнав, что именно об этом и будет идти сегодня речь, пришёл к артефакторам. Выдал, первое, что пришло в голову, естественно, о размножении хезрет на этой лекции говорить не планировалось.

Перемещаясь по коридорам Схолы, я по нескольку раз на дню встречал его, якобы случайно попадавшегося мне навстречу. Фон Вейда оставался после репетиций хора, пытаясь общаться со мной по, как ему казалось, важным вопросам произношения латинских слов песни, по участию барабанщиков и прочей ерунде. Он похудел и осунулся. Десятник факультета с удивлением констатировал, что успеваемость старосты первой группы упала. Дошло до того, что во время кросса, проводимого господами Гейдрихом и Кальтенбруннером ежедневно после шестой пары, фон Вейда упал в обморок и студиозусы, соорудив носилки из подручного материала, под окрики преподавателей силовой подготовки, меняясь через каждые триста шагов и проклиная хилого старосту, завершили кросс и поволокли его в лазарет. И каждый раз, встречаясь с ним, я был вынужден отбивать атаки эманаций его личности, нападавшей на меня в поисках возможности установления связи истинных.

И вот на экзамене, дрожащей рукой вытянув свой билет с тремя вопросами, фон Вейда сел за стол для подготовки ответа. Слушая экзаменуемых, краем глаза я наблюдал за ним. К ответу он не готовился. Вообще. Только вскидывал на меня свой горящий вожделением взор и, вспыхнув, опускал голову, тиская в пальцах и сам билет и листок для подготовки ответа. Отвечать он не рвался, а я сознательно не вызывал, делая вид, что занят выслушиванием студиозусов, совещанием с другими членами экзаменационной комиссии, выставлением оценок и прочей ерундой экзаменующего преподавателя. Объявили перерыв. После обеда, на который Ульскал не пошёл и так и оставался сидеть в аудитории, экзамен продолжился. Я очень любезно поговорил с Зигмундом Кохом, тем самым студиозусом, который так вдохновенно нарисовал мой портрет, чем вызвал судорожное сжатие добела пальцев фон Вейды, в предчувствии нехорошего попросил ректора направить Коха для прохождения дальнейшей службы на благо Лирнесса на Южные острова (тот согласился). А фон Вейда всё сидел и сидел, вызывая всё большее удивление членов комиссии.

Наконец, студиозусы кончились. Остался он один.

— Domine von Weida, quaeso (Господин фон Вейда, прошу вас), — вызвал я его к столу для ответа. Тот продолжал сидеть пожирая меня глазами.

Я вышел из-за стола. Медленно подошёл к сидящему.

— Fortasse aegrotas? (Может быть вы нездоровы?) — моя рука в проявлении заботы коснулась его лба, — Tum tecum de alio tempore ad examen subeundum convenire possemus (тогда мы бы могли договориться с ВАМИ о другом времени сдачи экзамена), — транслируя симпатию, воркую я, пристально вглядываясь в глаза несчастного альфы, поднявшего на меня взгляд.

Сердце фон Вейды колотится в груди, щёки покрываются пятнами румянца и он, опустив голову, молча мотает ей из сторòны в сторòну. Ещё немного и он от избытка эмоций может утратить связь с Силой. А это в мои планы не входило. Хватит и Айко фон Дунова.

Положив руку ему на плечо и постукивая пальчиками с розово-перламутровым маникюром — пришлось сдаться на требования Эльфи, — иначе ногти мои так бы и оставались чёрными как ночь, поглощаю эмоции альфы и Ульскал почувствовал, как внутри него расслабилась туго стянутая пружина эмоционального напряжения, готовая вот-вот лопнуть и погубить своего хозяина.

— Paratusne es respondere? (Вы готовы отвечать?) — продолжаю мурлыкать я, ласково глядя на студиозуса.

Давай-давай, иди к столу, не запнись только обо что-нибудь. Упадёшь ещё, расшибёшься. Например, виском об угол стола. Так бывает иногда. Случайно. Совершенно случайно.

К столу для ответа мы идём с ним вдвоём. Я даже подставляю ему стульчик — остальные отвечали стоя, и он садится напротив меня, не поднимая глаз и полыхая румянцем. В руках — почти до дыр затёртый билет номер 13.

— Bene, paratusne es ad responsum? Audimus. Noli tam sollicitus esse… (Ну, вы готовы к ответу? Мы вас слушаем. Не волнуйтесь так…) — опять включаю я симпатию, так что пробирает и сидящих со мной членов комиссии, вон начальник SS даже закашлялся в смущении.

Фон Вейда хрустит пальцами, комкая несчастный билет в руках.

Наконец, поднимает на меня серые глаза:

— Ome Ulrich… (Оме Ульрих…)

Да, да, делаю я участливое лицо, внутри себя холодно, как через микроскоп рассматривают жизнь инфузорий, разглядывая все оттенки переливов эмоций альфы, сидящего передо мной.

— Te… amo te, ome… (Я… я люблю вас, оме…)

Серые глаза альфы налились слезами и только моё вмешательство, позволившее поглотить эмоции и спасшие его от расставания с Силой исправляют ситуацию.

Лицо моё мгновенно превращается в каменно-холодную маску, даже проскакивает хищный оскал острых зубов. Никому из присутствующих кроме старосты, сидящего напротив меня, этого не видать, а я, вызывая у него диссонанс между моим лицом и участливым голосом, отвечаю:

— Bene… cur talis es, domine von Weida… Viri, (Ну… что вы так, господин фон Вейда… Господа), — обращаюсь я к членам комиссии, — fieri potest ut dominus von Weida aegrotet, itaque puto examen superare posse sine quaestionibus respondendis. Praesertim cum studium laudabile in daemonologia studenda demonstraverit… (возможно, что господин фон Вейда нездоров, поэтому полагаю возможным зачесть ему экзамен без ответа на вопросы. Тем более,