(не) Моя доярушка - Анастасия Боровик

— Ещё пять минут, — прижимаю её крепче, вдыхая знакомый запах её кожи, смешанный с ароматом нашей страсти. — Дети подождут. Мандаринка за ними присмотрит. А сказать хотел, что эти две ненормальные ко мне пристают. Не хотел жаловаться, но правда. Ты им объясни, что у меня есть жена, — говорю я строго, хотя внутри трепещу от неуверенности, как она отреагирует.

— Значит, молодые к тебе клеятся, — улыбается моя девочка. — Ты посмотри, какой красавчик-ловелас…

— Да, я такой, но только твой, — уточняю я, целуя её в румяные щёки.

— Они тебе разве не сказали? — смеётся Маша.

— Что не сказали? — смотрю на неё внимательно.

Машенька смеётся уже надрывно, чуть ли не хрюкая.

— Ну, вообще-то они хотели попросить тебя позвать твоих кузенов из Италии, которые у нас гостили три месяца назад.

— А ты чего сама не спросила?

— Говорила, что не буду этим заниматься. Я что, сводница что ли?

— А не потому ли, что мой кузен с глаз с тебя не сводил и всё на тарантеллу звал? — злюсь я, снова впечатывая Беллу Дону в кровать.

— Кто знает, кто знает… — заливисто смеётся она.

И спустя столько лет я всё равно её ревную. Конечно, доверяю, как и она мне, но смотрю в оба, чтобы даже никто глазом в её сторону не косил.

— Маш, а ты меня совсем не ревнуешь? — спрашиваю я.

— Ревную, конечно, вот сейчас собираюсь выйти и провести разговор, чтобы сюда больше не ходили, а может и космы повырывать.

— Давай, я только за, — довольно лежу, пока она гладит меня по волосам.

Приводим себя в порядок и спускаемся вниз. Маша отдаёт деньги девчонкам и о чём-то строго с ними разговаривает — у тех аж головы поникли. Да, в общении с непослушными детьми у неё опыта хоть отбавляй — с нашими-то пятью малышами.

— Папа, папачка! — бежит ко мне моя темноволосая кудрявая доченька Анна.

Поднимаю её и крепко обнимаю.

— Папа, а Мартино опять воюет со всеми! Лука еле его сдерживает. Он собрался за рыбой, уже ведро и удочку взял!

— Достался же ему характер твоего прадеда. Пойдём, посмотрим, что там происходит, — иду за малышкой.

Когда нам сказали, что будет четверо, мы были в шоке. Оказалось, такое хоть и редко, но бывает. Папа тогда заявил, что у его мамы в роду были тройни. А дед вспомнил, что по линии бабушки Маши тоже вроде бы были двойняшки. А потом мы узнали, что у нас четыре мальчика. Я, конечно, был рад, но мы с Машей очень хотели ещё и дочку. Я уже и не спрашивал, согласится ли она ещё раз рожать, но в глубине души надеялся. И когда на родах вместе с четырьмя парнями «вылезла» ещё и пятая — девочка, — мы были в радостном шоке. Она просто спряталась за всей этой гурьбой, и её не разглядели.

Так мы одним махом получили пятерых прекрасных детей и шесть лет непрерывного родительского труда. Благо, в деревне растить их было легче. Но главное — их было легче растить с Машей. Её энергии хватало на них и на меня. Когда мне казалось, что уже невмоготу, она поднимала меня, и я понимал, что с ней нет ничего невозможного.

Теперь мы, как и мечтали, держим скотину, продаём молочные продукты, колбасы, отвозим на рынок овощи — чеснок, картошку, помидоры, зелёный лук. Под него я целую плантацию отвел.

— А что делают Николай и Серафим? — спрашиваю я про двух белобрысых сорванцов.

— Ну, они как всегда пытаются курицу поймать.

Ну что за хулиганы! Пока я ловлю курицу для Коли и Симы, одновременно объясняя Мартино, что за рыбой ходят не в жару, и успокаивая Луку, который уже готов разобраться с братом руками, я изрядно устаю и взываю громко:

— Маааашааа!

А она идёт своей медленной походкой вразвалку, и я снова просто млею. Честное слово, только из-за любви к ней я готов терпеть всё это. Она быстро всех строит, обнимает меня, успокаивающе гладит по спине и зовёт всех на мясную лазанью, которую научилась готовить лучше меня.

Все бегут в дом, а я глубоко дышу воздухом в тишине ещё пять минут. Эх, хорошо... А потом иду к своей семье, потому что с ними — ещё лучше.