Когда не поздно простить - Сергей Кулаков

Римма деятельно принялась помогать, извлекая из пакетов то, что принесла с собой и сгружая все это на стол.

— Мама, — упрекнула Дашка, — куда столько? Я и так целый день готовила, это бы съесть!

— Пригодится, — возражала Римма. — Мужчины поедят. И тебе надо поправляться, вон худая стала.

— Нормальная, — огрызнулась Дашка.

Она не была худой, Римма так сказала, на всякий случай. В легких широких брюках, в майке и светлой накидке Даша была кругленькой и очень симпатичной. Ростом чуть выше Риммы, она очень похожа на нее, как младшая сестра. Не красавица, но броская, с формами; а что еще мужикам надо? Сейчас, правда, вид портил выпирающий животик да несколько распухшие губы и нос, как зареванные все равно. Но и в этом своем виде Дашка привлекательности не потеряла, что заметно было по Денису, который незаметно старался лишний раз дотронуться до нее рукой.

«Девчонка еще совсем, а вторым уже беременна, — вздохнула про себя Римма. — А что делать? Я такая же была. Надо рожать, пока молодая. Потом не до того будет. И самой пожить захочется, и возраст пойдет…»

— Как ты себя чувствуешь? — спросила заботливо.

— Нормально, — отрывисто бросила Даша, занятая столом.

— Спишь хорошо?

— Хорошо.

— Ребенок не беспокоит?

— Нет, — отозвалась Даша, глядя на тарелки и что-то соображая, хмуря чистый лобик. — Не очень…

— У нас все в порядке, Римма Игоревна! — ввернул Денис, обнимая жену и сзади прижимаясь к ней.

— Ой, я Дашенькой не налюбуюсь, — подхватила Татьяна Николаевна. — Такая красавица, не насмотреться просто!

Римма покосилась на нее неодобрительно. Строгаешь себе салат и строгай. Разве так можно в глаза хвалить? Умная, а не понимает. Ребенок в животе, всего можно ожидать, а она болтает. Хуже нет хвалить вот так, в открытую. Любая колдунья скажет: тут-то сглаз и есть!

— Сейчас ей не до красоты, — сказала ворчливо. — Вон как разнесло. На место бы вернулось.

— Мама, ну что ты! — прошипела Дашка. — Вечно ты все портишь.

Римма обиделась: хотела защитить, а еще и виновата.

Но Татьяна Николаевна, незлобивая, как все давно и серьезно болеющие люди, стала что-то рассказывать: про себя, про свою беременность, про Дениса в детстве, отвлекла. И Римму отпустило. Тем более разве на Татьяну Михайловну можно сердиться? Тощая, седая, в сереньком брючном костюмчике, наверное, лет десять на уроки носит, с кое-как причесанной головой. Горе, не человек. Сама-то Римма нарядилась. Платье надела новое, аметистовое, в талию под пояс, бусы янтарные (сейчас снова в моде), к парикмахеру сходила — все как положено. Знала, что выглядит хорошо: Сергей Борисович глазком блеснул, она заметила. Жаль, нельзя было на каблуках ходить — под это платье нужны каблуки. Но ничего, и так сойдет, за столом каблуки роли не играют. Главное то, что наверху.

Пришла мать Риммы, прабабушка Алешкина. Римма вышла, встретила вместе со всеми. Мать смотрела растерянно: не хотела приходить, отнекивалась, говорила, чего ей, старой, молодым праздник портить? Дашка уговорила. Она бабушку любила, тянулась к ней. Ждала.

Пришла бабушка.

Римма лишь опасалась, чтобы мать Витьку не привела. Не должна была, а вдруг? Скажет, начал исправляться, пусть с людьми посидит, с семьей, ему на пользу пойдет…

Вот ужас был бы!

Нет, мать пришла одна. Принесла какую-то игрушку дешевенькую, книжечку-раскраску, фломастеры Алеше.

Римма запоздало подумала: надо было ей и матери что-нибудь купить, пусть бы вручила Алешке побогаче подарок. Вертолет какой-нибудь летающий, танк… Там в магазине было. Но поздно уже. С другой стороны, что со старушки взять? Что принесла, то и хорошо. Учитель, вон, смотрел уважительно, значит, угодила.

Пока усаживались за стол, Римма побыла все-таки с Алешкой, вырвала его на минутку у Сергей Борисовича. Распаковала, наконец, робота: Алеша принял в трепещущие руки, смотрел — оторваться не мог. Сергей Борисович взирал язвительно, но не вмешивался. Педагог.

Зато Денис вернул робота на диван, погнал всех за стол, не дал с внуком побыть. Римма только и подержала в руках легонькое тельце, даже на колени не посадила, не приласкала, и тут же забрали у нее радость, отняли силой.

Скрепя сердце, Римма уселась на отведенное ей место — в торце распахнутой на оба крыла стола-книги. Почетно.

Напротив нее поместился Сергей Борисович. Римма вызывающе распрямилась, хоть и неприятно было видеть все время его надменную, пятнистую физиономию, но пусть уж смотрит, раз сел. Тем более прекрасно известно, куда он смотрит: туда же, куда и все. Ну, а в этом смысле Римма ничего не боялась, да еще в таком-то платье!

Сергей Борисович сказал долгий и нудный тост про ученье и прилежанье, про скорое начало школьное жизни, про свои надежды видеть внука «состоявшейся и многогранной личностью», еще что-то в этом роде; Римма заскучала, слушая речь.

Но потом все пошло, как обычно: наливали, чокались, выпивали, закусывали, тут учить не надо было.

Римма все хотела поговорить с матерью, но та сидела за Денисом, и говорить с ней было трудно.

— Как ты? — лишь спросила Римма.

— Хорошо, Риммочка, — отозвалась с улыбкой мать.

В улыбке много чего было: и извинение, и прощение, и виноватость, и упрек — всего не выскажешь.

— Как здоровье? — спросила Римма.

— Хорошо, — кивала мать. — Кушай…

Римма улыбалась, кушала. Решила поговорить с матерью потом, когда застолье кончится. Родители Дениса уйдут, она и с матерью побудет, и с Алешей — все успеет обсудить и сделать. И потому улыбалась всем сразу и благодарно принимала помощь Дениса: тот ухаживал за тещей и подкладывал ей изо всех блюд одновременно.

Выпив вина, Римма ела с аппетитом. Попробовала готовку Дашки: мясной салат, заливное — ничего. Курицу, правда, пересушила, но для мужчин сойдет. Римма видела, что ее салат с грибами разбирают со всех сторон, к жареной горбуше тянут вилки; а Дашка говорит, зачем принесла? Как будто она людей не знает. Ею купленное и сготовленное в первую очередь поедят, так вот!

Римма, гордая своей победой, тоже сказала тост. Пожелала внуку здоровья, пожелала родителям меньше нагружать его учебой, а больше следить за тем, чтобы он хорошо ел и бывал на свежем воздухе.

— Главное — здоровье, — закончила она, — тогда и многогранной личностью вырастет.

Села, мстительно глянула на Сергея Борисовича: получил?

Ревность ее терзала. Подозревала, что отнять хотят Алешку у нее сваты, переманить к себе. Вот и Дашка перестала с прежней охотой отпускать Алешу к ней. Какие-то отговорки дурацкие придумывает, на работу ссылается, на смены ночные. При чем тут