На пороге неба Часть Первая - Елена Федоровна Янук

хватит одного ее тонкого пальца, чтобы сломить любую магию — довольно забрать ее кровь! Не вспоминая даже о сердце, вот она — великолепная возможность стать самым могущественным, самым сильным, самым великим магом-драконом!

Однако я лежу рядом и любуюсь на то, как она, обнимая подушку, мило сопит во сне. Как же мне вдруг захотелось, немедля, прислониться щекой к ее голове и, вслушиваясь в ееспокойное дыхание, заключить ее в свои объятия.

Что это? Крайне странный порыв. Много теперь странного вокруг меня.

Почему я теперь постоянно волнуюсь, куда эту дуреху в очередной раз занесет? И что она на этот раз чистосердечно вытворит. Это все при хрупкости человека просто сводит меня с ума!

Опять одни эмоции.

Я понимал, что рано или поздно окаменение у меня начнется вновь и надо изучать и фиксировать то, что сейчас со мной происходит. Заодно радоваться каждому новому чувству, вкусу или аромату. Так как все ненадолго. Тем более, я уверен, буйство чувств постепенно успокоится и над ними вновь воссияет контроль.

Это все ненадолго, драконы — темные существа по сути, еще от рождения, и только Свет может дать свободу от окаменения, но для меня Он всегда был врагом!

Выдохнув, я схватился за голову. Это заставляло меня чувствовать себя пойманным в ловушку безумия. Всегда гордившийся своей сильной волей, в этот раз я сопротивляться не мог.

Айонель тяжело вздохнула во сне и, отпихнув подушку, подкатилась ко мне. Мои мускулы напряглись, я перестал дышать… мое сердце дрогнуло.

Но я с усилием напряг руки, чтобы не дать себе прикоснуться…

Зря я не оставил ее спать в кресле. Можно было перенести драконницу в ее комнату, но я не выглядел настолько сильным для этого маневра.

Я медленно лег на спину, заложив руки за голову, заставляя себя смотреть только на потолок перед собою, пытаясь понять, что мне со всем этим делать.

В желудке возникло ощущение пустоты, ведь темные духи не простят мне и не отпустят ее. А вот это меня по-настоящему бесило! Я готов за это убить любого! Никто не смеет претендовать на МОЕ!

Айонель вновь решила повернуться, на этот раз прижавшись ко мне спиной.

Невольно я склонил голову в сторону ученицы: тоненькая, легкая, грациозная, а еще доверчивая, заботливая и всем сердцем преданная близким.

И со вздохом покачал головой.

Сердце заполнило неизвестное чувство, которое заставило камень затрепетать и загореться, и этому пламени было мало места за охватывающими его ребрами.

И что мне с ней делать? Убить или держать рядом, пока не стану вновь каменеть? Но только ли из-за этой будущей опасности я хочу оставить ее рядом с собой? Скорее это красивое оправдание. Причина тут другая. Я хочу видеть ее постоянно. И всегда рядом со мной! Эта версия показалась мне самой глупой, но и… самой правдивой.

Так я и уснул, погруженный в размышления о странных чувствах, просыпающихся в моей душе.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Если мужчина твердит о любви, не прожив с тобой ни дня, не разделив с тобой свои радости и не взвалив на свои плечи твои тяготы, то этот мужчина лжет, Айонель. Тебе и самому себе.

Советы любящего папы Райдера.

Айонель

На днях мы с папой и мамой обсудили мои приключения на острове работорговцев. Вернее, я поведала им все что сделала, конечно, без подробностей о похищении. О нем я говорить не стала, иначе папа тотчас «прицепит» ко мне отряд охраны.

Родители спокойно выслушали мой рассказ, а так как я все это время от волнения была не в себе, они списали все происходящее со мной на тяжелые воспоминания. С одной стороны — это хорошо, мне не понадобилось объяснять свои слезы и прочее беспокойство, с другой — они перестали рассказывать мне о том, как продвигаются дела с работорговцами, чтобы не расстраивать в очередной раз.

Очень хотелось узнать, как там дела. Но они в очередной раз уплыли без предупреждения. И мне пришлось с этим мириться.

Родители третий день были на материке, мы с учителем привычно завтракали вместе.

— Так что родители решили? Вы ведь тогда с ними беседовали? — промокнув губы салфеткой, и немного отодвинув стул, поинтересовалась я.

— Извини. Я иногда слишком плохо соображаю. О чем ты? — Учитель удивленно поднял брови.

Я рассмеялась, как остроумной шутке. Черешен — и не соображает, это нереально.

— И не пытайтесь удивлять меня подобным признанием, учитель. Я своими глазами видела вашу реакцию в бою. И уж тем более оценила ваши знания. А, сказать, что вы медленно соображаете — нагло соврать. Очевидно, вас эта тема не интересует, раз вы перестали их слушать.

Он таинственно улыбнулся, подтверждая мои слова. И скромно пояснил:

— Ну, не то что не интересует, скорее… просто меня не касается.

— И что это было? Что они обсуждали, когда их вызвали из дома?

К этому моменту я быстро закончила завтракать, торопясь приступить к занятиям, а учитель, как ни странно, сидел и смаковал запеченные под сыром курицу и грибы. И явно никуда не торопился.

С минуту бесшумно отбарабанив по столу подушечками пальцев, наблюдая, как Черешен получает удовольствие от сырного соуса, коронной заправки папиного повара, я все же уточнила:

— И все-таки… о чем говорили мои родители перед отъездом?

— О таком… с маленькими девочками не говорят.

Мне показалось или на его лице промелькнула насмешка? Прищурившись, я решительно произнесла:

— Шутите? Да? Мои родители не могли за столом обсуждать что-то неприличное…

Он безмятежно полил еще один кусочек курицы из соусника и продолжил есть…

Я настаивала:

— И все же… Что послужило причиной такого поспешного отъезда? Расскажете мне?

Учитель вздохнул, с печалью во взгляде отодвинул от себя соусник, стянул с колен салфетку, а затем опустил глаза и, словно смирившись, кивнул.

— Я не в курсе их разговора, все, что услышал, это был перечень: «83 пары кандалов, 11 шейных колец, 22 пары наручников, 1 цепь для прогулки, 4 длинных цепи, 54 цепи и др.», — тоном, очень похожим на папин, произнес Черешен.

Опустив глаза, на мгновение застыла. От горечи воспоминаний перехватило дыхание, в горле появился острый комок и забилось сердце, я и не думала, что так долго буду реагировать на это. Надеялась, что покончив с теми, кто меня мучил, все забуду... Но, увы, едва мне напомнили об ошейнике и клетках, меня затрясло.

За горьким воспоминанием я упустила