Бесчувственный Казанова - Л. Дж. Шэн

Глава 20. Даффи

Риггс не шутил.

«Заброшенная тюрьма» – это не эвфемизм.

Именно туда он меня и отвез.

– Неужели это?.. – У меня перехватило дыхание. Я приложила руку к сердцу и почувствовала, что оно норовит вырваться из груди и убежать, как следовало поступить и мне.

Мы с Риггсом приехали на север штата в Северо-Восточную тюрьму, в которой он уже сделал сотни снимков жутких кухонь, голых стен, кишащих крысами коридоров и полевых дорог. Сейчас мы находились в особенно маленьком помещении со странным на вид креслом. Я провела пальцами по подголовнику.

– Электрический стул? – Риггс опустился на одно колено с камерой в руке и сфотографировал стул. – Ага. Это Старина Искра, верно. А теперь выйди из кадра, Поппинс.

Я, ахнув, отпрыгнула назад.

– Проклятье. Я до него дотронулась.

– Ты же в курсе, что он уже не подключен? – Он обошел помещение, чтобы сделать снимок с другого ракурса.

– И что? Я прикоснулась к нему, Риггс. – У меня участилось дыхание. – На этой штуковине умирали люди. У них выпучивались глаза, пока они тут сидели.

– Это миф, малышка.

– Разве?

– Обычно глаза закрывали, чтобы они не выкатились на пол и не смущали присутствующих. – Риггс лопнул жвачку, расположившись в другом конце комнаты, и принялся щелкать затвором камеры. – Да и потом, не начнет же тебя преследовать призрак свирепого казненного убийцы, раз ты дотронулась.

– Кажется, меня сейчас стошнит. – Я схватилась за живот.

– Уже прослеживается сценарий. – Риггс издал смешок. – Тебе стоит проверить отток желчи.

Проворчав в ответ что-то невнятное, я отошла подальше от стула. Он был приделан к полу, а красная виниловая обивка осталась в первозданном виде, в отличие от царящего вокруг хаоса.

Погодитека. Красная виниловая обивка…

Это парикмахерское кресло.

Я бросилась к Риггсу и хлопнула его по плечу. Упомянутое плечо уже сотрясалось от едва сдерживаемого смеха, от которого камера задрожала у него в руках.

– Ну ты и сволочь!

– Да ну! Выражаясь словами всех ублюдков, которые заслуживают оказаться за решеткой за изнасилование: ты сама напросилась. – Он выпрямился, тихо посмеиваясь.

– А ты, как и они, заслуживаешь, чтобы тебя кастрировали. – Я толкнула его в грудь.

Риггс схватил мое запястье и поцеловал его с внутренней стороны в чувствительную точку, на которую распыляют парфюм.

– Очень удобно, Дафна.

Дафна?

– Чем же? – Я подозрительно на него покосилась.

– Пользуешься, а потом выбрасываешь. – Он повернулся ко мне спиной. – Возьми мой рюкзак. Давай еще поснимаем ржавые трубы. Они классно выглядели.

Я подхватила рюкзак и поплелась за ним. За те пять часов, что мы провели вместе, Риггс заставил меня потрудиться. Если я думала, что он даст мне денег просто так, потому что пожалел, то жестоко ошибалась. Я устанавливала светоотражатели, носила его оборудование, расчищала зоны, которые он хотел фотографировать, приносила ему воду, возила его из тюрьмы в тюрьму и фиксировала места, в которых мы побывали: названия, помещения, их историю – все.

Пока мы работали, я делала заметки о каждом отделении тюрьмы, которые Риггс мог потом передать своему редактору. Признаться, эта работа нравилась мне больше любой другой, которой я занималась в сфере новостей. Занятие не гламурное, но увлекательное. Оно заставило меня переосмыслить свои взгляды. А что, если деньги все же не главное? Что, если именно страсть к жизни приносила удовлетворение? В возможности запечатлеть момент – миг, в котором присутствуешь и который принадлежит только тебе, – было нечто такое, что взывало ко мне. Я подумала о том, как доставала с чердака свой фотоальбом, чтобы возродить воспоминания, и поняла, что мне нравится все, что неподвластно времени. Фотографии вечны. А новости? Скоротечны и переменчивы.

Тюрьма, в которой мы находились, действовала с 1842 по 1966 год, и в ней содержали самых опасных преступников и убийц в истории Нью-Йорка. В ней казнили по меньшей мере двести пятнадцать человек. В голове не укладывалось, что я оказалась в таком месте. Я уже давно не сталкивалась с подобным вызовом, не чувствовала себя такой живой.

Мы шли по длинному коридору с высокими потолками, в котором всюду была паутина и грязь. Казалось, здесь все разрушается само по себе.

– Ты, часом, не говорил, что завтра тебе нужно отснять еще несколько тюрем? – допытывалась я, стараясь поспевать за моим фиктивным мужем.

Риггс продолжал щелкать жвачкой, на ходу просматривая снимки на фотоаппарате.

– Да. А что? Настроена еще подзаработать?

Я поджала губы. Дело не только в деньгах. Я искренне получала от этого удовольствие.

– Еще пара тысяч не помешает, – призналась я с притворной скромностью.

Он рассмеялся и закинул фотоаппарат на плечо.

– Не сомневаюсь.

Меня удивил профессионализм Риггса. С тех пор как мы приступили к работе, он был предельно сосредоточен. Стал совершенно другим человеком и обладал сильной трудовой дисциплиной. Был серьезным, талантливым, креативным и самое главное… делал по-настоящему хорошие снимки. Я бы повесила их на стену, если бы однажды смогла их себе позволить.

Ну, может, не те с ржавыми трубами, что мы сейчас снимали, но все же.

– Давай посмотрим, как пройдет твой пробный день. – Риггс резко повернул за угол, и я последовала за ним.

– Ерунда! – вскричала я. – Ты знаешь, что я лучший сотрудник, какой у тебя был. Наверное, единственный, но еще…

Я шагнула вперед и вдруг почувствовала, что под ногой ничего нет. Мы были на третьем этаже здания. Настал карикатурный момент, когда я посмотрела вниз и поняла, что зависла в воздухе.

О черт. Я сейчас умру.

Риггс схватил меня за платье и с тихим рыком рванул к себе. Я отшатнулась назад и плюхнулась на задницу.

С ума сойти. Он спас меня от верной смерти. В здании отсутствовала одна из внешних стен.

– Все нормально? – Он присел на корточки и подал мне руку. Я взялась за нее, все еще тяжело дыша. Адреналин несся по венам, как яд, и меня замутило от страха и облегчения.

– Я… кажется, да. Ух ты.

– Да. – Он огляделся, и его лицо исказилось от ярости. – Устрою Эммету трепку за то, что не предупредил, что тут нет стены. Ты точно цела? Упала все-таки. – Риггс ощупал мое лицо и плечи все еще дрожавшими руками. Почему они дрожали? И почему это приятнее любого свидания, что было у нас с Би Джеем?

Мы стояли в крошечной камере. Кирпичные стены обросли мхом, а вдоль них рядами тянулись десятки старых стиральных машин без дверец. Но самым примечательным стало отсутствие стены. Часть здания обрушилась, и из него открывался потрясающий вид. Бескрайние зеленые поля с высокой травой, колышущейся