Давай сыграем в любовь - Ники Сью

Да, я и сама понимаю, что Вебер ведет себя больше как парень, который добивается внимания, нежели близкий друг. И по логике мне нужно его оттолкнуть, переставать давать надежду, но я так истощена эмоциональными качелями с Русланом, что хватаюсь за Германа, как за спасительную соломинку. Подло? Очень. А что поделать? Нет, я обязательно ему скажу правду. Только чуть позже, выдохну немного.

— А у тебя как дела с преподом? — переключаю тему.

— Ой, да фигня, — сестра отмахивается. — Мы с ним так, ничего особенного. Ладно, мне на пары пора. Пока.

Она подскакивает и убегает. Мой план отлично сработал.

Доедаю в итоге в одиночестве, и только перед самым уходом в универ слышу мельком разговор родителей. Отец сегодня на больничном, спину прихватило, остался дома.

— Я уже ни в чем не уверен, — с каким-то отчаянием говорит он.

— Все будет хорошо, — поддерживает мама.

А дальше я не слушаю, ухожу, потому что и своих переживаний хватает. Бреду до остановки, погода сегодня противная до ужаса. Ветрогон, снег в лицо, все белым-бело вокруг, аж глазу больно. Приходится прищуриваться и шарфом обвязаться посильнее, чтобы не задувало.

В маршрутке достаю телефон, от Германа сегодня нет входящих. Обиделся видимо. Я еще вчера поняла, что он отдалится после моего поступка. И по-хорошему, надо бы написать самой, но я медлю, а потом и вовсе не до Вебера становится. На меня обрушиваются странные взгляды, перешептывания, будто со страниц соцсетей сошла звезда какая-то.

И вроде в лицо никто ничего не говорит, да только я интуитивно чувствую — что-то не так. Когда захожу в магазинчик перед первой парой, двое девушек, хихикнув, мажут по мне насмешливыми взглядами и уходят. В лифте вовсе народ от меня будто отдаляется. Ощущение такое, что стоять рядом со мной им противно.

Хорошо хоть Дашка в коридоре мне машет, иначе не знаю, я бы сбежала. Хотя нет — не сбежала. Я не из трусливых.

— Кристин, ты как? — Миронова берет меня за руку, участливо заглядывая в глаза. Звоночек, однако.

— Нормально, а что?

— Ты… не видела? — выгибает она бровь, затем тянется в карман за телефоном. Несколько секунд тушуется, как бы не решаясь.

— Покажи, я увижу, — настоятельно прошу, а у самой аж сердце замирает.

Даша издает громкий, тяжелый вздох, но экран мобильного все-таки показывает. А там все я… Нет, не просто я. Там то видео, которое когда-то разбило мою жизнь в школе. Сожгло меня, не оставив ничего, только прах. Там моя личная смертельная пуля. Вот темная комната, которую толком не видно. А вот я сажусь на Влада сверху на мне лишь кружевной лиф, а на ногах джинсы, но их не видно в камере. С улыбкой тянусь к нему, обвиваю руками вокруг шеи. Лицо Туманова скрыто, на камере виден только его прокаченный пресс и широкие плечи. Он медленно скидывает лямку моего бюстгальтера, шарит рукой по моей груди.

А потом… выходит надпись, которая выбивает весь воздух у меня из легких. Видео-то откровенное на этом заканчивается, его в природе более длинного не существует. Потому что не было ничего у меня с Владом. Я тогда оттолкнула его, смутилась, сказала, что не готова пока, но дело было больше в другом. Мне хотелось услышать сперва признание в любви, в том, что я единственная у него. На деле же Туманов разозлился и выдумал, что у него дела. Мы разошлись, оставшись в ссоре. Хотя сейчас это неважно. Важна черная лента на экране, на которой гласит фраза:

«Хочешь хорошо провести ночь, тогда звони». И мой номер телефона, вернее, не мой, там ошибка в одной цифре — последней. Но это все равно ничего не меняет.

— Это… откуда? — кое-как произношу, а у самой руки дрожат, и мир вмиг темнеет. Все то хорошее, к чему я так стремилась, каждая крупинка, которая давалась мне с таким усилием — исчезает. В груди дыра. Огромная. И обида хлещет через край. Обжигает легкие, словно яд. А тело — оно леденеет. Будто покрывается маленькими крупинками льда. А вместе с ним и сердце.

И сразу мысль приходит. Вполне осознанная, яркая, отрезвляющая. Мысль, которая выбивает почву из-под ног, разрушает меня, и заставляет предательским слезам скатиться по щекам.

— Крис… — шепчет Дашка. Но я тут же утираю слезы рукавом.

— Сволочь, — произношу не своим голосом. А у самой перед глазами проносится слишком много всего. И поцелуи жаркие. И взгляды пылкие. И вот даже на сумке фенечка, которую я оставила после того, как вечером починила замок. Все это врезается ножом в мою истерзанную душу и рвет там каждый орган по-новой. Хлеще. Острее. Жестче. Будто одного раза мне было мало.

— Хочешь, давай вместе прогуляем пары? — вдруг предлагает Даша.

— Ты реально хочешь пропустить историю из-за меня? Нет, — качаю головой. — Из-за такой глупости.

— Конечно, — с улыбкой отвечает она. А ведь у меня никогда не было подруг. Таких, чтобы в трудную минуту взяли за руку и прошли вместе тернистый путь. Подруги, которая станет жилеткой и заставит пожалеть любого козла, что посмел обидеть. И от этого тоже в глазах застывают слезы.

— Ты не веришь им? Тут реальное видео, — всхлипнув, снова вытираю слезы рукавом. И страшно так становится, что Дашка отвернется, как и все. Поверит. Взглянет с отвращением. Как в тот день, когда я шла по школе и ловила на себе осуждение в глазах людей. Они ничего не знали обо мне. Они не были со мной даже знакомы. Однако осуждали, считали, что я плохой человек, продажная девка.

Это же так легко. Смотреть со стороны. Видеть лишь то, что тебе показывают. Порицать. Плевать в спину. Кривить губами. Судить проще, чем узнать правду. Хотя… нужна ли кому-то правда?

— Ну и что, — жмет плечами Дашка. — Реальное или нет, никто не имеет права влезать в твою личную жизнь и выставлять ее на всеобщее обсуждение. Это отвратительно.

Я облегченно выдыхаю. Не ошиблась. В тот день, когда мы познакомились, я не ошиблась в человеке, которого подпустила близко.

— Там еще что-то есть? — с содроганием произношу.

* * *

— Нет, только это.

И снова вдох. Болезненный, от которого спазмируют легкие. Тяжело осознать, что происходящее реальность, а не дурной сон. Что человек, в чьих руках мое израненное сердце бьется быстрее, поступил настолько подло.

Хотя кое-что не укладывается в голове до сих пор. Например, почему Соболев не выдал весь имеющийся компромат. Если уж захотел ломать, то почему не на все сто процентов? С другой стороны, вполне возможно, что