Вечная ложь - Джилл Рамсовер

— Что я должен делать — идти домой и смотреть телевизор? Я не могу сидеть сложа руки, пока она неизвестно где. — Ни хрена подобного. Я никогда не прощу себе, если с ней что-то случится, пока я буду потягивать пиво и делать вид, что все хорошо.

— Ты не думаешь, что я хочу сделать то же самое? — прошипел он в ответ, и в его словах зажглась новая искра. — Это моя дочь там, в руках Бог знает кого. Однако существуют протоколы, которым необходимо следовать. Если мы войдем с оружием наперевес, ничего хорошего из этого не выйдет. Если ты убьешь кого-то, чтобы вернуть ее, и в итоге за твою голову назначат цену, это не поможет. Если что-то можно сделать, чтобы вернуть ее, Маттео сделает это. Он знает, насколько огромным будет мой долг перед ним. Единственное, что мы можем сделать сейчас, это ждать.

Он был прав, и я чертовски ненавидел это.

Развернувшись, я пнул ногой один из маленьких металлических стульев на террасе на тротуаре, отчего тот упал на бок. Боль расцвела в моей ноге, но мало что помогло облегчить удушающее разочарование, сидевшее, как тяжелый валун, на моей груди.

— Разберись с этим — сходи в спортзал или сделай то, что тебе нужно, но держи нос подальше от неприятностей. Я позвоню тебе, когда что-нибудь узнаю.

Я кивнул ему и топал обратно к своей машине, не в силах разжать зубы настолько, чтобы произнести хоть слово в ответ. Я понятия не имел, что я планировал делать, чтобы искать ее, но то, что у меня отняли эту возможность, заставило меня почувствовать себя еще более беспомощным.

Я сидел в машине, окруженный оглушительной тишиной. Я не мог припомнить, чтобы когда-либо чувствовал себя таким чертовски беспомощным. Что мне оставалось делать — ехать домой и притворяться, что Алессия не попала в беду? Я хлопнул руками по рулю. Единственное, что могло хоть как-то помочь, это спортзал, поэтому я завел машину и поехал, как мудак, в единственное место, где я мог выплеснуть ярость, пожирающую меня заживо.

24

АЛЕССИЯ

Я не была уверена, как долго он работал надо мной.

Минуты, когда я находилась под его ножом, казались часами, а время между сеансами — секундами. Он затягивал процесс снятия с меня одежды, наслаждаясь моим страхом, высасывая каждую унцию ужаса из моего дрожащего тела, даже не причиняя мне вреда.

Только после того, как я предстала перед ним обнаженной, Рико приступил к своей настоящей работе. Он объяснил, что у себя на родине его называли хирургом за его умение обращаться с ножом. Его техника была чем-то сродни китайской смерти от тысячи порезов. Медленно и методично он провел ножом по моей нежной плоти бесчисленное количество раз, выворачивая меня наизнанку, один порез за другим.

Мои руки. Мой живот. Мои ноги.

Мучительный порез за порезом, я истекала кровью и беззвучно рыдала.

Он был точен и скрупулезен, двигаясь с мучительной медлительностью. Ни один порез не был достаточно глубоким, чтобы подвергнуть меня опасности, и не причинял мне достаточно сильной боли, чтобы я могла потерять сознание. Я была вынуждена лежать и слушать его бормотание, пока он уродовал мое тело.

Я была рада, что не могу видеть его работу. Ощущение теплой крови, стекающей по моей прохладной коже, было достаточно тошнотворным. Как долго кто-то может выдержать эту жестокую пытку? Сколько крови может потерять тело, прежде чем органы сдадутся и остановятся? Я не хотела умирать. Я была совершенно в ужасе, и от страха не было спасения.

Боль была сильной, но именно страх был калечащим.

Я снова и снова мысленно молилась о том, чтобы выжить и снова увидеть свою семью.

Я поклялась отомстить, если смогу освободиться.

Я проклинала Сэла и Рико тысячами ужасных смертей и боролась с чувством вины.

Единственное, чего я не сделала, — это не стала умолять о смерти.

Пропитанная собственной кровью и мочой, бьющаяся в агонии и потерянная в море страха, я была непоколебима в своем желании жить.

Все это время мы были одни. Я понятия не имела, оставался ли Сэл поблизости, или я осталась совсем одна с Рико, поэтому меня испугало, когда дверь со щелчком открылась. Я не видела, кто вошел, но я видела Рико, когда его подбородок поднялся, а позвоночник напрягся. Его реакция вызвала новый прилив паники в моих венах.

— Фредерико, скажи мне, если я ошибаюсь, но я не верю, что босс отдал приказ о возмездии. — Голос был уверенным, пропитанным властью и контролем.

Рико побледнел, но его жесткая позиция осталась непреклонной. — Они забрали жизнь моего кузена — в ответ должна быть взята кровь.

Новоприбывший подошел ближе, и я увидела его пронизывающие глаза, держащие Рико в плену. Он был старше меня, возможно, около тридцати лет, и гораздо более утонченный, чем мой мучитель. Если не считать чернильных потеков на его коже, он мог бы быть влиятельным политиком или бизнес-магнатом в дорогом костюме и с аккуратной ухоженной бородкой. Каждый его расчетливый шаг был размеренным предупреждением.

Он ни разу не опустил взгляд на мою распластанную, окровавленную плоть, как будто это было что-то, что он видел раньше, и его не беспокоил этот образ. — Была достигнута договоренность — девушка не входила в сделку. — Наконец, взгляд мужчины переместился на меня, и хныканье прорвалось сквозь скотч, все еще приклеенный к моим губам. — Однако тебе повезло. Она все еще жива, что означает, что ты переживешь это испытание, но последствия будут. — Его взгляд снова метнулся к Рико, который опустил подбородок на грудь, окончательно признавая свою покорность.

— Спасибо, Маттео. Я не знал, что есть договоренность, — пробормотал он на ломаном английском.

— Это потому, что ты никогда не спрашивал. Это будет твоим единственным предупреждением — еще раз переступишь черту, и это будет твой последний шаг.

Рико кивнул и выскочил из комнаты, как канализационная крыса, которой он и был. Моя грудь содрогнулась от сдерживаемых рыданий, переполненная эмоциями. Похоже, меня собирались освободить, но, возможно, я слышала только то, что хотела услышать. Когда Маттео снова посмотрел на меня, между его бровями появилась легкая складка, а губы истончились, когда он изучал меня.

Он достал свой телефон и набрал номер на автонаборе. — Немедленно вызови Джейкобса и