Моя Мэдди - Тилли Коул

Эти слова и их прерывистый тон подачи ранили меня больше, чем могло бы причинить любое физическое оружие. Я тихонько ахнула от глубины поражения в его голосе, голосе, который обычно звучал для моих ушей как симфония. Я скучала по тому, что не слышала голос своего мужа, часто молясь, чтобы услышать его снова. Но я не молилась об этих словах. Я не молилась о грусти, пронизывающей каждый тихо произнесенный прерывистый слог.

«Пламя», — прошептала я, а затем приблизилась. Его глаза следовали за мной, умоляя об облегчении, умоляя, чтобы боль за его глазами прекратилась… навсегда.

«Я устал», — сказал он. Я знала, что он устал. Я также знала, что он не имел в виду недостаток сна. «Я... я устал, Мэдди. Я больше не могу. Я больше не могу дышать. Я больше не могу чувствовать пламя...»

Я не хотела, чтобы он увидел, как я сломалась. Я знала, что должна была быть сильной, но это было невозможно. Мое лицо сморщилось, мое сердце сжалось, и я почувствовала, как мои защитные стены начали рушиться — один за другим кирпичи падали на землю. Я ничего не могла сделать, чтобы остановить их. Видеть Флейма таким подавленным, таким побежденным — это было самое худшее, что я испытала в жизни. Я вспомнила брата Моисея. Все те разы, когда он причинял мне боль, насиловал, оскорблял, бил, морил голодом — список можно было продолжать... но это, видеть человека, которого я любила больше всего, таким сломленным, таким лишенным надежды, заставило ужасы моего прошлого казаться легкими. Услышать, как Флейм сказал мне так мало слов, что он больше не хочет быть здесь, в этой жизни, больше не хочет вести свою собственную непреклонную внутреннюю войну, было моим самым, самым худшим кошмаром, ставшим реальностью.

Не зная, как это будет воспринято, я протянула руку и нежно обхватила его пальцы своими. Когда Флейм не сделал ни единого движения, чтобы отстранить мою руку или сказать, что он причинит мне боль одним своим прикосновением, и что он бесполезен для меня, я почувствовала, как часть меня тоже умирает. Флейм всегда боролся, чтобы уберечь меня от его предполагаемого пламени и опасного прикосновения. Но он лежал здесь, его опухший и влажный взгляд был прикован к нашим рукам, не издавая ни звука, ни движения, чтобы освободиться.

Я придвинулась ближе, пока не оказалась всего в дюйме от его лица. Он не сводил глаз с наших рук. Я нежно сжала их. Мне нужно было, чтобы он знал, что я здесь для него. Сквозь панику я боролась с тем, что сказать. Я не знала, как заставить его поверить, что в его крови нет пламени. Что он не был испорчен дьяволом. Что змеи кусают его, потому что так делают змеи. Они не были агентами дьявола, ищущими проклятых. Флейм провел всю жизнь, зациклившись на лжи, которую его отец закрепил в его хрупком разуме.

Наконец, Флейм поднял глаза и встретился со мной взглядом. Он был потерян, настолько потерян. Я сдержала рыдание, которое боролось с желанием вырваться на свободу. Я тоже чувствовала слезы на своих щеках. Я понятия не имела, признает ли Флейм, что я расстроена из-за него, что моя душа взывала к нему, чтобы он обрел покой.

«Почему ты остаешься со мной?» Мои легкие сжались, когда он задал этот простой вопрос. У меня не осталось слов. Я крепче сжала его руки, а затем поднесла их ко лбу. Я закрыла глаза от сладкого ощущения драгоценного прикосновения моего мужа. Я тосковала по тем дням, когда его губы будут целовать мои, когда он прижмет меня к своей груди... и когда мы будем заниматься любовью, уверяя друг друга, что мы в безопасности и что мы нашли искупление и утешение в объятиях друг друга. «Почему, Мэдди?» — прохрипел он. «Почему ты все еще здесь?»

Когда мои глаза нашли его, я почувствовала, как паника утихла, и в моем сердце появилось растущее чувство знания . Я знала этого человека. Я знала нежность и хрупкость его сердца. Я знала, что на земле нет другой души, которая могла бы любить меня так, как он. И я знала, что нет другой, которая любила бы его так, как я. Ответ слетел с моих губ еще до того, как я успела додумать свои мысли. Целуя его пальцы и лелея его тепло, я прошептала: «Потому что я нашла того, кого любит моя душа ». Мой любимый отрывок из писания так естественно полился из моих уст.

Губы Флейма раздвинулись, и он быстро выдохнул. Его ноздри раздулись. Я молилась, чтобы он понял, что я имею в виду, и масштаб чувств, которые я пытаюсь передать. «Мэдди…» — прохрипел он так мягко, тихо и нежно, что я почувствовала, как в моем сердце от этого звука раздался треск. Он должен был знать, что это правда. Он должен был знать, что для меня нет никого другого. Если бы у меня не было Флейма, я бы никогда больше не смогла полюбить. Наша любовь была нетипичной и, конечно, нелегкой, но она была глубокой и предопределенной, высеченной на небесах в камне.

«В Ордене наши Библии были подделаны», — сказал я ему. Пламя висело на каждом моем слове. «Отрывки и евангелия были перепутаны и не на своих местах. Большая часть Слова была скрыта от нас. Если это не соответствовало похотливым путям Пророка Давида или его намерениям в отношении его народа, он просто отбрасывал это».

Я закрыла глаза и вспомнила последние несколько дней. Лайла всегда говорила мне, что в Библии есть больше, чем нас учили. Что есть добро и убежденность. Что определенные фразы и книги говорят напрямую с душой человека. Я все еще не читала ее, до сих пор. Пока не поняла, что отец моего мужа отражал пророка Давида в своем отношении к своей пастве. Папаша Флейма сказал его сыну, что он злой. Он использовал Библию, змей и свою извращенную веру, чтобы обмануть своего уязвимого сына и заставить его никогда не сомневаться в его словах.

Я поцеловала руку Флейма. Впервые с тех пор, как он проснулся, я увидела проблеск надежды в его темном взгляде. «То, что я только что сказала тебе, было из Библии, детка», — сказала я и поцеловала его обручальное кольцо. «В Библии тоже