Моя Мэдди - Тилли Коул

Я открыл дверь, держа в руках одежду. Викинг ждал, скрестив огромные руки на груди, у кухонной стойки. «Чёрт, Эш», — сказал он и потянулся за мобильным телефоном. «Я звоню Райдеру».

«Не надо», — взмолился я, и Викинг поднял глаза. «Я сам обо всем позабочусь».

Викинг подошел. Он уставился на меня сверху вниз. Он был гребаным гигантом. «С ним все будет в порядке, ты знаешь. Мэддс вернет его. Она делала это раньше. Она может сделать это снова. Когда дело доходит до Флейма, эта сука творит чудеса». Челюсть Викинга сжалась. Я почувствовал, как мои гребаные стены оцепенения рушатся. Я не хотел чувствовать снова. Мне нужно было оцепенение. Я жаждал оцепенения. Я не хотел чувствовать... когда-либо снова . Я был болен и устал чувствовать жизнь. Если жить было трудно, то чувствовать было гребаной пыткой.

«Ты можешь занять комнату Раджа. Если этот ублюдок вообще придет домой, я отдам ему диван». Я кивнул. Когда я повернулся, чтобы уйти, Викинг схватил меня за руку и дернул к своей груди. Его огромные гребаные руки обвились вокруг меня, и он поцеловал меня в голову. «Ты выжил, малыш. Вы, братья Кейд, сделаны из титана или чего-то в этом роде. Вы справитесь с этим. Вы оба справитесь». Я затаил дыхание, чтобы не развалиться на части. Я отстранился от Викинга. Не глядя ему в глаза, я направился в спальню.

Я закрыл и запер дверь, сбросив одежду на пол. Я вытер слезы и уставился в окно напротив. Оно обрамляло лес за ним. Потом они пришли, люди, которых я убил. Один за другим они пришли, чтобы напомнить мне о том, что я сделал. Они всегда приходили. А потом вышел Слэш, просто глядя на меня через окно, пулевое ранение в его голове было таким же свежим, как в тот день, когда оно было сделано. Не сейчас. Я не мог этого вынести.

Я опустил взгляд на куртку, вспомнив, что было внутри. Я порылся в кармане и вытащил пакетик кокаина, лезвие и скрученную бумагу. Я высыпал снег на комод и нарезал его полосками. Я вдыхал кокаин полоска за полоской, пока не почувствовал, как онемение, которое он вызывал, начало просачиваться в мои кости. Мои плечи расслабились, и я глубоко вздохнул. Я приоткрыл глаза и посмотрел в окно. Я выдохнул с чистым облегчением. Они исчезли... Слэш исчез.

Шатаясь, я добрался до кровати, лег и позволил реальному миру, блядь, исчезнуть. Когда я закрыл глаза, я увидел Саффи на мне, в лесу. Я держал ее за руку и целовал ее нежные губы. Никакого папочки, никаких отголосков того, что он сделал со мной, и позволил другим делать со мной в детстве, никакой шлюхи, скачущей на моем члене, только Саффи и я — больше никто не трахается.

Я никогда не смогу иметь ее в реальной жизни. Так что это сойдет. Нет, это было лучше реальной жизни. Реальная жизнь была испорчена, и было больно жить в ней. Это было лучше — онемение, никакой боли и ангел рядом со мной. Светлые волосы и карие глаза, и улыбка, которая была у нее только для меня.

Совершенство, черт возьми.

Глава десятая

Мэдди

Огонь в гостиной был единственным источником света в нашей каюте. Оранжевый свет, проникавший в спальню, освещал Флейма, который все еще крепко спал в постели. Прошло два дня с тех пор, как его вернули мне. Два дня с тех пор, как Райдер и Белла пришли и занялись его ранами. Райдер вводил Флейму жидкости через капельницу, обеспечивая его питанием, чтобы он был сильным. Флейм должен был быть сильным. Он должен был быть готовым к борьбе с того момента, как откроет глаза.

Оставшись одна в нашей каюте, я вымыла Флейма. С помощью мочалки и мыльной воды я позаботилась о том, чтобы вытереть остатки крови с тела Флейма. Утилизировала его грязную одежду, одела его в пижамные штаны и намеренно оставила его раненый торс голым. Я вымыла ему волосы шампунем, уделив время расчесыванию длинных черных прядей. Они стали такими длинными. Я заботилась о своем муже. И с каждым действием я обнаруживала, что молюсь.

Когда я покинул Орден, в моей жизни не было места Богу. Но, увидев мирное лицо Флейма, когда он спал, я понял, что хочу, чтобы мирный покой остался. Я представил, каково это было бы для Флейма проснуться и не чувствовать прилива тепла в крови. Не напоминать о своем жестоком прошлом даже самые невинные на вид триггеры. Я положил руку на свой живот. Я действительно хотел, чтобы Флейм хотел своего ребенка с той же отчаянной потребностью, что и я. Я хотел, чтобы он хотел быть папой без страха, что он причинит боль нашему ребенку или, что еще хуже, станет причиной того, что наш ребенок не выживет.

Лежа здесь сейчас, на нашей кровати, я позволил кончикам пальцев осторожно исследовать его раны. Они начали заживать. Я убедился, что держу их в чистоте. Я нахмурился, когда провел кончиком пальца по укусу змеи на его правой грудной мышце. Шишки были красными и воспаленными. Я не хотел этого делать, но это зрелище заставило меня вспомнить Флейма, маленького мальчика, который боялся мира и своего места в нем. Мира, который был запутанным для него, но не для других. Мира, в котором он хотел установить связь с другими детьми — играть и смеяться, но знание того, как это сделать, было для него загадкой. Я сглотнул комок в горле. Я осторожно провел тыльной стороной ладони по его щеке, волосы на его бороде были мягкими на ощупь. Его борода теперь была смыта от крови, и он больше не чувствовал боли от того, что был туго привязан к дереву.

Иногда я желал стать Пламенем на день, просто чтобы понять, что мир открылся ему. И измерить, насколько он отличался от того, как он открылся мне. Я желал понять, что пламя в его крови заставило его почувствовать. Как оно измотало его, минута за минутой, пока его единственным облегчением не стало порезать кожу и почувствовать, как проливается его кровь.

Я прикусила губу, когда она начала дрожать. Я отказалась проливать больше слез. Я должна была быть сильной ради нас обоих. Я не могла предсказать, что встретит меня, когда Пламя откроет глаза. Я понятия не имела, узнает ли он меня.