Путь отмщения - Эрин Боумен

Он шлепает осликов по крупам, подгоняя вперед, но плечи у него поникшие. Вот так он выглядел и вчера: сдавшийся, утративший надежду. Мне страшно. Еще одна такая потеря — и он окончательно сломается и перестанет быть собой. Тогда от Джесси Колтона ничего не останется.

Глава двадцать шестая

Дневной переход превращается в пытку.

Сколько бы мы ни продвигались вперед, цель не приближается ни на шаг. Солнце печет спину, саднит царапина на голове от пули, которой Роуз сбил у меня с головы стетсон. Рукава натирают обгоревшие на солнце руки, точно наждак. Я ворчу и злюсь; дорога тяжелая: груды каменных обломков, которые приходится обходить, кактусы, шипастые кустарники, цепляющиеся похлеще колючей проволоки. Джесси притворяется, будто идти ему легко, но я замечаю, как он прижимает руку к груди, как прерывисто и тяжело дышит.

Почти все утро над нами, не отставая, кружит ястреб, и только к полудню птица сдается и улетает на поиски другой добычи. Мы находим небольшую тень под уступом скалы и садимся отдохнуть. Я пью из фляги. Джесси жует вяленое мясо и делится со мной. Мы перекидываемся буквально парой слов, но меня это устраивает, потому что говорить не о чем. Вот доберемся до шахты, найдем Роуза — тогда другое дело.

После полудня мучения продолжаются: дорога лучше не становится, идти надо осторожно. В одном месте даже приходится воспользоваться горным снаряжением Вальца, чтобы перебраться через скалистый уступ. Джесси сосредоточенно вяжет узлы на веревке, нахмурив лоб. Но когда мы спускаемся, то обнаруживаем, что ослики уже отыскали обход по земле и опередили нас и вся эта возня с веревками была напрасной. Мы подшучиваем друг над другом, но как-то невесело. Мы устали, нас мучает жажда. У Джесси остается слишком много времени на мысли о брате и о том, что Роуз с ним сделал. Он все больше молчит и мрачнеет с каждой минутой.

Когда мы одолеваем худшую часть пути и спускаемся в поросшую кактусами долину, по небу уже разливаются яркие краски заката.

— Наверное, на сегодня отбой, — говорю я. — Все равно мы далеко не уйдем с наступлением темноты.

Джесси молча кивает.

Я сама готовлю ночлег. Нахожу ровный, без камней, участок земли, на котором можно раскатать подстилки. Снимаю поклажу с осликов и отпускаю их пастись на длинной привязи, не позволяющей отходить далеко. Костер разводить не рискую, иначе нас заметят. На ужин все равно одно вяленое мясо.

Джесси жует его с каменным выражением лица. Он не чистит свои ремингтоны, ничего не рисует в блокноте. Взгляд его уперся в носки ботинок, но вряд ли он их видит. Когда у меня отняли па, я превратилась в фурию, в сжатую пружину, готовую распрямиться в любой момент. А Джесси, потеряв Билла, полностью утратил присутствие духа. Ни огня, ни вспышек гнева. Он сам на себя не похож.

— Джесси? — окликаю его я.

— М-м?

— Я беспокоюсь. Тебя будто подменили. Вроде двигаешься, но все время молчишь, а сам витаешь мыслями где-то далеко.

Он поднимает на меня взгляд.

— Кэти, пока я лицом к лицу не встречусь с Роузом, так и будет. Если я сейчас дам волю гневу, он испепелит меня дотла. Я намерен сдерживаться, пока не придет время выпустить наружу свои чувства.

— Ты себя сдерживаешь?

— Не все же такие, как ты: тебе хватает запала ярости на долгие недели пути.

Я ковыряю землю носком ботинка.

— Может, и тебе стоило бы дать волю эмоциям. Джесси, ты сам не свой, и мне страшно.

На ум приходит рассказ Билла, как после смерти матери Джесси перестал разговаривать и только бесконечно упражнялся в стрельбе, забросив все прочие занятия. Похоже, сейчас он снова погружается в то же состояние, и если его не выдернуть оттуда, он превратится в тень самого себя.

— С каких это пор ты так хорошо меня знаешь? — спрашивает он.

— Все произошло постепенно. Ты вроде как исподтишка влез в мои мысли.

— Бесшумно, как Лил?

На губах у него появляется тень улыбки. Нужно постараться его разговорить.

— Да нет, скорее как гремучая змея. Которую постоянно слышишь, но ее укус все равно застает врасплох.

— Я не кусаюсь, — возражает Джесси.

— Неужели? Потому что голова у меня в последнее время как в тумане. Наверное, яд уже действует.

Его улыбка становится шире.

— Кэти Томпсон, уж не хочешь ли ты сказать, что я тебе нравлюсь?

— Больше ничего не скажу, иначе ты каждое слово опять обернешь против меня.

Он улыбается, и в лунном свете блестят зубы — белые и острые, как у хищника. Вместе с улыбкой на секунду будто возвращается прежний Джесси.

— Потанцуй со мной, — вдруг говорит он, протягивая руку.

— Ты спятил?

— Давай же, Кэти. Мне нужно отвлечься. Переключить мысли. — Он снова предлагает мне руку. На губах у него все так же играет легкая улыбка, и мне не хочется спорить. Я сдаюсь, и он тянет меня вверх, чтобы поставить на ноги. Точнее, пытается. Взяв меня за руку, он тут же ее выпускает, кривится от боли и прижимает ладонь к груди.

— Ты как? — спрашиваю я, вставая сама.

— Прекрасно, — упрямо отвечает он.

— А если швы разойдутся? Давай лучше посидим, тебе нельзя…

— Я хочу танцевать.

Джесси ждет с открытой в мою сторону ладонью, и я уступаю.

— Музыки нет, — замечаю я, когда мы, обнявшись, начинаем кружиться под звездным небом.

— Она повсюду. Прислушайся.

Сначала я различаю только свое дыхание. Потом добавляются шуршание земли у нас под ногами, шелест ветра в зарослях, уханье совы вдалеке. Я так близко к груди Джесси, что ритм мне задает биение его сердца, глухо стучащего за ребрами. От Джесси пышет жаром, как от костра. Он такой сильный, крепкий. Я касаюсь внутренней стороной запястья его шеи и таю. Если бы не его ладонь, надежно придерживающая меня за талию, я бы рухнула: колени у меня подгибаются от слабости. Если Джесси меня отпустит, я просто осяду кулем на землю.

— И где такая дикарка выучилась прилично танцевать? — спрашивает он.

— Дикарка? Вовсе я не дикарка.

Он смешно сводит брови домиком.

— Когда я была маленькой, па ставил меня ногами к себе на ботинки и кружил по всему дому, — бормочу я. — Потом я подросла и стала танцевать сама. А к тому времени в Прескотте начали устраивать собрания и разные праздники.

— Могу поспорить, все парни мечтали потанцевать с тобой.

Я не отвечаю, потому