Путь отмщения - Эрин Боумен

что за всю жизнь танцевала всего с несколькими мужчинами, включая Морриса. Но ни разу у меня не подгибались колени, как сейчас, с Джесси. Если честно, со всеми остальными я вообще ничего не чувствовала.

— А ты где научился? — спрашиваю я. — Откуда у погонщика скота время на танцы?

Джесси кружит меня за руку, немного неловко из-за ранения, потом притягивает обратно и еще крепче прижимает к себе.

— Не на перегонах, конечно, — говорит он. — Но время от времени мы останавливались в приличных местах и тогда уж не упускали случая отправиться вечером на танцы.

Я представляю, как Джесси кружит в танце какую-нибудь красотку, щедро одаривая ее своими улыбками, и у меня подводит живот.

— И девушки соглашались танцевать с таким увальнем? — поддразниваю я.

— Если я успевал сначала помыться и переодеться в чистую рубашку, от желающих не было отбоя.

— Настоящий джентльмен.

— Как все ковбои.

— Похоже, в последние дни я путешествовала не с ковбоем.

— Проклятье, ты невыносима, — жалуется он, но тон шутливый, и Джесси улыбается, глядя на меня сверху вниз. Только сейчас я замечаю, какой он высокий. Я и сама не маленького роста, но он все равно выше меня на целую голову.

— Кэти? — тихо спрашивает он.

Джесси так близко. Слишком близко. Мы перестаем танцевать.

Его взгляд скользит по моему лицу, задержавшись на скуле, где у меня то ли порез, то ли синяк, или то и другое вместе. Не знаю почему, но я привстаю на цыпочки и тянусь к Джесси, положив руку ему на грудь. Его сердце колотится у меня под ладонью.

— Кэти, я очень хочу тебя поцеловать.

Теперь и у меня сердце чуть не выпрыгивает из груди.

— По-настоящему, — добавляет он. — Но только если ты хочешь.

Я молча смотрю на воротничок его рубашки, боясь пошевелиться. Я и правда хочу. Пусть поняла я это только вчера вечером, но хотела с тех самых пор, как мы всю ночь проговорили в заброшенном доме о книгах. А может, и еще раньше, в Белой купальне.

— Глупо с моей стороны, прости… — бормочет Джесси, отворачиваясь. — Прошлой ночью… ты это сделала только потому, что я… — Он снова смотрит на меня. — Прости, Кэти. Я дурак, и я прошу прощения, и…

Я обнимаю его за шею и притягиваю к себе. Губы у него горячие и нежные, а щека и подбородок колючие. Он наклоняется и отвечает на поцелуй, крепче прижимая меня к груди, снова заставляя привстать на цыпочки, и я почти теряю голову. Понятия не имею, что делать, но он, похоже, знает, и я позволяю ему направлять себя. Как в танце: он ведет, а я следую за ним, изо всех сил стараясь удержаться на ногах, потому что колени снова слабеют и подгибаются, и я не удивлюсь, если прямо сейчас растаю от нежности. Вкус его поцелуя отдает остротой пряностей и табака, сладостью горного воздуха, соленым потом нашего путешествия.

В его объятиях я словно обретаю дом, который не хочу покидать. Я крепче обвиваю рукой его шею, а другой тяну к себе за рубашку.

Но Джесси вырывается. Делает шаг назад, останавливается и смотрит на меня.

— Так ужасно? — упавшим голосом спрашиваю я.

— Кэти, это настолько прекрасно, что лучше мне держаться от тебя подальше, иначе ты точно узнаешь, какой дрянной из меня джентльмен. А мне хотелось бы остаться у тебя на хорошем счету.

— Джесси Колтон, ты меня боишься?

— И что тут такого? Я видел, что ты можешь сделать с мужчиной. И не хочу быть следующим.

— Вот негодяй.

Он улыбается так беззаботно, что с души у меня точно камень падает, и я тоже улыбаюсь в ответ.

Мы устраиваемся на одеялах. Джесси вытягивается во весь рост, скрестив ноги в лодыжках. Я сажусь по-турецки, немного волнуясь.

— Я рад, что тебя подстрелили у Агуа-Фриа, — говорит он минуту спустя.

— Что?!

— То есть я рад вовсе не тому, что ты пострадала. Но если бы не та пуля, я бы до сих пор считал тебя Натом, безрассудным тощим мальчишкой из Прескотта.

— Серьезно? Да только после Агуа-Фриа ты вел себя ужасно, Джесси. Просто ужасно. Вечно осуждал и выводил меня из себя. Только вспомни, что ты сказал, когда увидел меня в платье!

— А каково было мне? Я вдруг понял, что ты совершенно другой человек, не тот, кем я тебя считал. Мне казалось, что меня предали, Кэти. Использовали. А дальше стало только сложнее, потому что я наконец разглядел, какая ты на самом деле: сильная, решительная, верная. И в довершение вы с Лилуай спасаете меня — после всего, что я натворил! Прости еще раз за дневник.

— Понимаю. Мы оба хотя бы по разу поступили неправильно, но теперь все позади. Не ты ли сам твердил, что нельзя жить прошлым?

Джесси слегка улыбается. Откашлявшись, он косится на меня.

— Если хочешь знать, в платье ты выглядела потрясающе. Непохоже на ту Кэти, которую я знаю, но посмотреть было на что.

Я невольно улыбаюсь. Обычно я предпочитаю не выделяться, чтобы иметь возможность незаметно ускользнуть. Но теперь, когда я знаю, что на меня смотрел Джесси и ему понравилось увиденное, в животе снова начинают порхать бабочки.

Мы с Джесси похожи: нас связывает и ведет вперед жажда мести. Страшно представить, что я сидела бы здесь одна, готовясь выступить против Роуза с одним лишь верным кольтом. О чем я только думала, когда собиралась справиться с ним сама — одинокая девчонка против отъявленного злодея? На Роуза надо идти по меньшей мере вдвоем, а лучше бы собрать целую армию для усмирения адского пса.

— Что бы ни случилось завтра, — говорю я Джесси, — я пойду с тобой до конца. Даже если нам не выбраться живыми из этого пекла, я согласна. Мне все равно некуда возвращаться.

— И я тебя не оставлю, — отвечает он.

На серьезном лице Джесси отражается боль, брови сведены к переносице. Прищурившись, он смотрит на меня в темноте. Потом протягивает руку и гладит по щеке подушечкой пальца. И вдруг обнимает за шею, притягивает и снова целует.

Когда раскрытые губы Джесси встречаются с моими, я забываю о приличиях. О том, что я потная, от меня дурно пахнет и нам обоим не мешало бы помыться. Мои руки движутся будто сами собой, жадно исследуя его лицо, ключицы, плечи. Я срываю и отбрасываю в сторону его шляпу, чтобы запустить пальцы ему в волосы. И вдруг уже сижу на нем верхом, и Джесси со слабым стоном выдыхает мне в рот, доставая, кажется, до