Уроки во грехе - Пэм Гудвин

Она вышла, будто ангел во плоти, переминаясь на крыльце с ноги на ногу.

Боже правый. Я был потрясен.

Она была принцессой Бишоп Лэндинг, рожденная среди зеленых лужаек и гор, пропитанных кровавыми деньгами. Семья Константин удерживала власть многие поколения – за счет наследования, кумовства и брачных союзов с влиятельными семействами. Но женщина, что стояла у меня на крыльце, была не такой. Совершенно.

Она была чиста. Небесное создание.

Озаренный лунным светом, ее образ, казалось, собрал в себе все оттенки жемчуга, что переливались в ее золотых волосах и на бледной коже.

Она побежала ко мне через снег, и я смотрел на ее силуэт, еще крепче сжав пальцы на руле. Она надела тонкую рубашку. Без лифчика. На холоде ее дыхание вырывалось паром изо рта, а соски превратились в две пули, что летели впереди нее.

Я был заворожен ею. Поражен. Она стремилась ко мне, словно горящая раскаленным добела пламенем, падающая из самого рая звезда, она ворвалась в холод моего темного мира и озарила его своим светом.

Она была падающей звездой моей жизни, явившаяся яркой вспышкой в ночи, и она заставляла меня смотреть на нее не моргая и загадывать все возможные желания.

Когда она добежала до двери машины, я вышел и дотронулся до ее приоткрытых губ, желая немедленно ее поцеловать.

– Где твоя куртка? – Я скинул свою и накинул ей на плечи.

– А где твоя колоратка?

– Я не на службе.

– Значит, пока ты здесь, ты не будешь мной командовать?

– Я этого не говорил. – Открыв багажник, я достал пакеты с продуктами.

– А что насчет церкви? Ты забудешь про Библию хоть на время?

– Этого я тоже не говорил.

– Хорошо. – Она сжала губы. – А то я уж испугалась, что мы оторвемся здесь по полной.

– Иди внутрь, простудишься.

– Ладно, старикашка. – Она взяла пакеты с продуктами.

– Еще раз назовешь меня старикашкой, и я…

– Старикашка.

Я успел хлопнуть ее по заднице, и она с криком побежала в дом.

В хижине была открытая планировка, высокие потолки с двухуровневыми окнами, чье удачное расположение открывало прекрасный вид на горы. По функционалу хижина была отчасти похожа на мой дом пастора – кухня, гостиная, ванная, спальня – только в большем размере.

Она ходила за мной из комнаты в комнату – я раскладывал продукты, проверял систему отопления.

– Я не так представляла себе хижину в горах. – Она подходила к окнам и вглядывалась в темноту. – Я думала, это что-то вроде хижины подрывника? или что-то подобное… нечто сумасшедшее.

Не ответив, я подбросил в камин дрова и разобрал растопку.

– За домом с гор течет река, – произнесла она звонко и указала на заднюю дверь. – Там куча бобровых плотин. Целые семейства бобров всего в десятке метров от крыльца, и они меня не испугались. Я села рядом, поболтала с ними, пока они собирали веточки и корни.

Я улыбнулся – я знал, что бобры ей понравятся.

– Пока я тебя ждала, я осмотрела дом. – Прислонившись к камину, она внимательно посмотрела на меня. – Тут повсюду тропы. И ни души вокруг. Я всего раз прогулялась, но уже увидела оленя, выдр, енота и красную лису, а еще сапсана.

– Мы в горах, Тинсли. Это заповедная зона возле парка штата.

– Как много у тебя земли?

– Акров сто, плюс-минус.

– С заснеженными дорогами, непревзойденными видами, современной хижиной со всеми удобствами. Это дорого тебе обошлось. – Она прищурилась. – Я думала, ты дал обет послушания, целомудрия и бедности.

Священники больше не дают обет бедности. У нас есть недвижимость, мы, как и все, платим налоги.

– Так сколько у тебя денег?

Пламя распалилось, охватив подкинутые дрова.

– Много. – Я встал и посмотрел на нее.

– Много, это сколько?

– А какая разница? Разве ты здесь по этой причине?

– Нет, в смысле… Я знаю, что ты миллиардер. Просто ты никогда не упоминал хижину в горах, и я подумала, как много я еще о тебе не знаю.

Она многого не знала обо мне. Много чего мерзкого. И я собирался рассказать ей все за эти две недели. Ей нужно было все обдумать, и я собирался предоставить ей полную информацию.

Но пока я не хотел говорить об уродливых сторонах своей жизни. Я четыре месяца ждал, когда смогу с головой погрузиться в ее идеальную красоту, и к тому же я девять лет соблюдал целибат. Так что я был ненасытен.

– Ты великолепна. – Я подошел к ней.

– А ты уклончив. К тому же крайне привлекателен. – Вместо того чтобы отступить, она приблизилась ко мне и положила руки мне на ягодицы. – Какая задница…

Она впилась пальцами мне в ягодицы.

Я коснулся губами ее губ, наслаждаясь их пухлостью. Такие округлые, они словно молили, чтобы их облизали, засосали, укусили. Я провел кончиком носа по ее носу и скользнул руками по ее плечам. Эти простые касания давали мне чувство тепла и мирного счастья. Все казалось таким нереальным.

На самом деле все казалось сном. Кроме упругих округлостей ее груди с острыми пиками сосков. Они существовали на самом деле. И ее мягкие губы. Я прикусил ее губу так, что у нее перехватило дыхание, разорвал на ней одежду и трахнул ее, прижав к стене.

Ее стоны отдавались у меня в груди, мой член входил и выходил, мягко скользя в горячем лоне.

Чтобы войти в нее еще глубже, я перенес ее на диван, но мне и этого было недостаточно. Я пытался проникнуть в нее целиком – телом, всем своим существом – врываясь глубже, все более и более интенсивно.

– Твою мать, Тинсли. – Дыхание мое было прерывистым и лихорадочным, наши языки сплетались, губы сливались, разъединялись и сливались снова. – Мне так хорошо.

– Это всегда так приятно?

Ее горячая киска подходила мне как идеально сшитая перчатка. Очертания ее тела вторили моим, они была идеального для меня размера. Ее глаза не отрывались от моих, заглядывая мне глубоко в душу так, что я чувствовал себя обнаженным, выставленным напоказ, уязвимым настолько, что уже не смог бы быть с кем-нибудь, кроме нее.

– Нет. – Я провел костяшками пальцев по ее щеке. – Так хорошо еще никогда не было.

Она была сексуальной и мягкой, я – жестким. Я взял ее в каждой из комнат хижины. На ковре перед камином, на кухонном столе, в душе, прижимая ее к стене, в своей постели. Я разорвал ее на части. И я только начал.

Я никогда не смог бы ею насытиться. Ни через две недели. Ни за всю жизнь.

Через несколько