Я тоже - Ольга Николаевна Калашян

В детстве, когда чего-то ждешь, минуты, дни и недели вытягиваются в длинные канаты без конца, но теперь время бежало с космической скоростью. Мы поехали вчетвером, сняли в горах уютный дом с большим камином и первые два дня просто зверски напивались местным недорогим вином. До горнолыжного склона мы доехали только на третий день. Все сделали уже по три спуска, а я все трусила в баре у подножия горы. Слишком давно не каталась, да и вообще умела это не очень. Мимо меня то и дело проезжала его фифа в малиновом костюме. Я бы с радостью воткнула ей свою лыжу между корейских глаз. Чтобы хоть что-то выдающееся было на ее лице. Но для этого надо было сначала ее догнать. После пары коктейлей я поднялась на склон, сделала вдох, занесла одну ногу, потом поставила ей вдогонку вторую и понеслась! Первые секунды три я ликовала, что еду, и мне казалось, что я даже успела пустить «юхуу» по ветру, но что-то все-таки пошло не так: я почему-то перестала управлять своим телом и стремительно летела вперед носом, причем с одной лыжей. Где-то на середине трассы мне удалось зацепиться ногтями за склон и напомнить всем, что я женщина-кошка! Полет, кажется, был приостановлен. Я медленно вздохнула. Не успела я вздохнуть еще раз, как почувствовала, что кто-то подъехал ко мне сзади.

– Макс, дружище, это ты? – У меня откуда-то появилась манера причмокивать, оставалось надеяться, что это быстро пройдет.

– Я, дорогая.

Я чувствовала, как он пытался дрожащими руками сгрести меня в кучу. Последний раз, я помню, он дрожал всем телом, когда удалось купить костюм-тройку фирмы Н с порядочной скидкой, но это было еще в студенчестве, поэтому его реакция слегка меня напугала. Неужели все было так плохо? Я решила осторожно поинтересоваться обстановкой:

– У тебя моя голова в руках отдельно от тела?

– Ты все пытаешься шутить… Это хорошо. По крайней мере, мозг цел. Машунь… Ты держись. Все будет хорошо. Я тебе обещаю.

Потом я почувствовала, как подъехал кто-то еще, и услышала встревоженный голос Олега:

– Машка! Покажи зубы! Зубы-то целы? – Я послушно растянула губы. – Ну слава богу. А то я уже представил, как ты присвистываешь через каждое слово. Ну все, симулянтишко, хватит валяться, вставай!

– Мне кажется, что ей все-таки надо вызвать вертолет или сани… Я не знаю, что тут эти макаронники делают с ранеными лыжницами. – Макс старался не показывать свое волнение.

…

Все закончилось скромной перевязкой и посиделками вдвоем с Максом в баре на склоне. Я потянула себе ногу, а у него было что-то со спиной. Мне кажется, ему просто интереснее было со мной, чем на сноуборде. Мы пили глинтвейн и курили невкусные итальянские сигареты, катались на подъемнике туда-сюда и матерились громко, каждый раз получая откуда-нибудь сбоку комментарий по-русски. Иногда просто уплетали по четыре тарелки спагетти с песто на двоих и молчали. С ним вообще хорошо было молчать. Не то чтобы не о чем было поговорить, напротив! Но и посидеть в тишине было удовольствием. Для меня это показатель максимальной душевной близости, когда не надо заполнять пустоту словами, потому что ее попросту нет.

Сытые и довольные, мы заваливались в маленький винный магазинчик у нашего дома, покупали там красное сухое и немного сыра, потом прямиком в коттедж, чтобы вытянуть наши ноги у большого камина и чувствовать, как теплая и ленивая волна наслаждения накрывает нас двоих. Мы делились своими мечтами, фантазиями, мыслями.

– Макс… Слушай, ты в физике силен?

– Я во всем силен, слаб только в выборе женщин… – Макс глотнул из бокала и закусил небольшим кусочком овечьего сыра. – Ну и? Ты к чему?

– Ну просто интересно твое мнение было бы узнать… Ты что-нибудь про Козырева читал? Он считал, что небесные тела – это машины, которые вырабатывают энергию, а сырьем служит время… То есть… Ну ты понимаешь, что это значит? То есть время – это не просто какая-то абстрактная величина… Это же получается, что можно пощупать его… Оно имеет направление, имеет энергию…

– Ну слышал про такое. Папа рассказывал много про Козырева. У него не это самое интересное!

– Расскажи, душенька! – Я максимально близко придвинулась, завернутая в клетчатый плед как в кокон, только рука торчала сама по себе с бокалом, глаза огромные, как будто мне пять лет, и я жду сказку перед сном. Только Макс мне всегда рассказывал все эти интересные вещи и факты, только с ним я могла всерьез обсудить такое, не боясь, что это несолидно для женщины моего возраста.

– Если верить Козыреву и его опытам, то время имеет направление. Оно может течь вперед, но может и назад. И вот это меня ставит в тупик… Как головой это понять? – Макс увлеченно взъерошил свои огненные пряди. – Это ведь значит, что в прошлое все-таки можно заглянуть… И в будущее. И… В общем, нам не дано это никогда понять, Маш.

– Почему?

– Потому что… Должны стоят какие-то запреты природы на некоторую информацию. Чтобы человеку жилось проще… – Он поднес свой большой полупустой бокал к моему и тихо чокнулся.

Такие разговоры у нас случались тогда в Италии часто. Они взрывали мою голову, заставляли мозговые шестеренки крутиться быстрее обычного, а фантазия вообще не отдыхала… Только с ним было так ярко без свечей и фонарей.

…

Итальянский отдых был прекрасен. Если бы не одно большое жирное НО, которое преподнес мне Олег. Это случается со всеми парами, которые долго вместе. Да-да, если вы думаете, что вы исключение, то вам просто пока не везло.

Вы знаете… Ведь такие вещи именно так и раскрываются. Глупо, нелепо. Какая-нибудь случайная мелочь выводит из строя всю машину вранья! Это как с идеальным преступлением. Оно скрупулезно продумано, свидетели ликвидированы, улики уничтожены, отпечатки пальцев стерты. И вот два преступника уже купили билет в Мексику, сделали новые паспорта, они уже в аэропорту! Сидят и попивают расслабленно латте нога за ногу на уютных сиденьях в зале ожидания. Но вот же судьба! Один из них поставил не там, где надо, геолокацию или похвастался преступлением своей подружке во время секса. В общем, мелочь! Все рушится всегда из-за мелочи. Имейте это в виду.

Я сидела в кафе и была случайным свидетелем глупой болтовни двух девушек. Они щебетали, как две птички. Но в какой-то момент одна фраза вычленилась из этого музыкального потока