Сны с чёрного хода 2 - Алексей Небоходов

Он был точно таким, каким она его помнила. Высокий, подтянутый, сдержанный. Его походка лёгкая, но уверенная, а взгляд – внимательный, слегка отстранённый, словно он видел перед собой не людей, а слова, спрятанные в каждом жесте, каждом движении.

Лия застыла на месте, чувствуя, как по её спине пробежал холодок.

Её охватило ощущение нереальности происходящего. Он прошёл вдоль аудитории, кивнув нескольким студентам, положил папку на стол и снял очки, потерев переносицу. Именно этот жест когда—то сводил её с ума – она могла часами наблюдать, как он поправляет очки, как слегка подаётся вперёд, как морщит лоб, когда задумывается.

Воспоминания захлестнули её, заставили сердце забиться сильнее.

Тогда, в молодости, она так и не осмелилась заговорить с ним. Она лишь слушала, запоминала каждую интонацию его голоса, ловила каждое движение, но не решалась сделать шаг. Разница в возрасте, статус преподавателя, её собственные страхи держали её в стороне.

Он всегда казался ей недосягаемым, словно книга, перечитываемая снова и снова, но с неизменным содержанием, которое нельзя исправить ни единым штрихом. Однако теперь всё было иначе: осознание, что в её руках появилась возможность поступить по—другому, открыло перед ней неизведанный путь. Теперь Лия могла изменить что—то, о чём раньше только мечтала.

Она оставалась той же студенткой, но внутри неё жила взрослая женщина, пережившая слишком многое, чтобы бояться призрачных барьеров. Теперь она знала, что сожаление о несделанном может быть куда тяжелее боли от ошибки. Эта мысль давала ей силу, заставляла её чувствовать пульсирующую в груди решимость, ощущать дрожь в кончиках пальцев. Она сжала кулаки, словно стараясь ухватить этот новый шанс, не позволить ему ускользнуть.

В своём молодом теле она чувствовала тяжесть прожитых лет и ту уверенность, которой не обладала в юности. Жизнь научила её, что бояться – значит терять, что откладывать что—то на потом – значит добровольно лишать себя возможностей. Теперь она смотрела на него иначе, не глазами робкой студентки, а глазами женщины, которая осознала свою силу.

Александр провёл взглядом по аудитории, и его глаза задержались на ней чуть дольше, чем на остальных. Этого мгновения было достаточно, чтобы её сердце забилось быстрее.

Ей больше не хотелось быть только зрителем в собственной жизни. Теперь у неё был шанс изменить прошлое.

Александр Григорьевич начал лекцию, и в аудитории воцарилась привычная тишина, наполненная мягким шелестом раскрываемых тетрадей и приглушённым скрипом ручек по бумаге. Голос его был ровным, неспешным, чуть приглушённым, но завораживающим, как всегда.

Он никогда не повышал тон, не пытался подчеркнуть свою значимость – это было излишним. Его слушали потому, что он говорил так, словно открывал перед студентами двери в неведомые глубины литературы, заставляя их видеть скрытые смыслы, вдыхать воздух чужих эпох и чувствовать дыхание великих писателей.

Лия сидела, склонившись над листком, но почти ничего не записывала. Слова Александра были знакомыми, его интонации – родными, но смысл ускользал, словно сознание отказывалось воспринимать лекцию так, как раньше. Она смотрела на него – на каждое его движение, на то, как он поправляет очки, как иногда ненадолго замирает, задумавшись, прежде чем продолжить, как скользит взглядом по студентам, на секунду задерживаясь на тех, кто действительно его слушает.

Но всё, что было ей дорого, оказалось недостижимым тогда, в юности. Её любовь была молчаливой, скрытой, затерянной среди книжных страниц и несбывшихся надежд. Она никогда не пыталась подойти ближе, осознавая, насколько это бесполезно: он преподаватель, она студентка, между ними пропасть, которую не пересечь.

Теперь всё иначе.

Она чувствовала это каждой клеткой своего тела. То, что казалось невозможным тогда, теперь казалось… возможным? Но как? Почему?

Она сжала пальцы на ручке, вглядываясь в его лицо, в эти черты, которые так хорошо знала. Её воспоминания смешивались с реальностью, переплетались с тем, что она видела сейчас, создавая странное, почти магическое ощущение.

Лекция подходила к концу. Александр закрыл свою папку, убрал очки в футляр и провёл рукой по столу, как будто подводя невидимую черту под занятием.

– На этом закончим, – спокойно произнёс он. – К следующему разу прошу вас подумать о том, какую роль играет личность автора в интерпретации текста. Может ли произведение существовать отдельно от своего создателя? Может ли читатель влиять на его смысл?

Он бросил короткий взгляд на аудиторию, как будто прощаясь, и повернулся, собирая вещи. Студенты зашумели, стулья заскрипели, двери открылись, выпуская на волю тех, кто спешил на другие занятия или в столовую. Но Лия не сдвинулась с места.

Она осталась сидеть, словно не решаясь выйти в коридор, где реальность могла размыться. Она должна была осознать, что происходит.

Если это сон, то почему он такой детальный? Почему она чувствует напряжение в плечах от долгого сидения, вдыхает запах мела, слышит, как глухо бьётся сердце в груди? Почему она так отчётливо воспринимает каждый миг, каждое движение, каждую мысль?

Она посмотрела на свои руки. Молодые. Без морщин, без следов прожитых лет.

Лия с трудом сглотнула, ощущая, как её сознание отчаянно цепляется за попытку объяснить происходящее. Разве это может быть сном? Слишком реальные ощущения, слишком явные детали. Но если это не сон, тогда что?

Но если это просто игра разума, тогда почему её чувства такие настоящие? Почему сердце колотится, как в те годы, когда одно лишь присутствие Александра Григорьевича заставляло её терять дар речи?

Она резко поднялась. В порыве импульса, не давая себе времени на размышления, она сделала то, чего не осмеливалась сделать раньше – она подошла к нему.

Преподаватель только собирался выходить, но, услышав шаги, поднял голову и остановился:

– Да? – его голос был спокойным, но внимательным, будто он знал, что сейчас последует нечто необычное.

Лия почувствовала, как к горлу подступает ком. В прошлой жизни она бы застыла, промолчала, опустила глаза и ушла. Но теперь? Теперь она не могла позволить себе промолчать.

– Простите, – произнесла она, и её голос прозвучал тише, чем она ожидала. – Я хотела спросить…

Она запнулась, пытаясь подобрать слова. Александр Григорьевич выжидательно смотрел на неё, не торопя, позволяя ей самой найти нужную фразу.

– Вы часто говорите о роли автора в литературе, – наконец заговорила Лия, стараясь держать голос ровным. – Но ведь были писатели, которые стремились отстраниться от своего творчества, намеренно избегая влияния личности на произведение. Мне интересно, как вы относитесь к Борхесу? Его идея лабиринта смыслов, его взгляд на читателя как соавтора… Вы считаете, что он прав?

Александр на мгновение замер. Лия