Мост душ - Виктория Шваб

В этот вечер Лукас ждет нас в фойе отеля вместе со съемочной командой: парень и девушка, странная парочка и связывает их только то, что у обоих камеры в руках. Они представляются как Дженна и Адан. Дженна низенькая, полная и белая, а кончики ее темных волос выкрашены в ярко-синий, а вокруг шеи висит дюжина серебряных цепочек. Адан высокий парень в черной футболке, каждый дюйм его смуглой кожи покрывают татуировки. Он ловит мой взгляд и расслабляется, чтобы я смогла разглядеть христианский крест на бицепсе, египетское око на предплечье, пентакль рядом с локтем. Некоторые из символов мне неизвестны: узел из треугольников внутри петли, черная жирная метка, похожая на гусиную лапку.

— Это альгиз, — говорит он. — Это руна.

Он пускается в объяснения, что это не гусиная лапка, а лосиная. Я же разглядываю остальные символы. Я видела, что люди носят один или два, но на Адане как минимум семь.

— Для чего они? — интересуюсь я.

— Для защиты, — объясняет он. Меня охватывает легкий трепет, и я тянусь к своему зеркальному кулону на шее.

— От чего?

Он пожимает плечами.

— От всего.

Дженна наклоняется вперед и гладит его по руке.

— Адан любит, когда тылы прикрыты. — её голос падает до шепота. — Он не большой поклонник сверхъестественного.

— Продолжайте издеваться, — говорит Адан. — Вот увидите однажды призрака, и тогда поймете.

Дженна драматично вздыхает.

— Как бы мне этого хотелось! — говорит она. — Еще никогда не видела призрака. — Её взгляд находит мой зеркальный кулон. — Классная штучка.

— Спасибо, — отвечаю я, сжимая его пальцами. Джейкоб морщится, когда зеркало поворачивается в его сторону, и поэтому я сжимаю его в кулаке, чтобы он невзначай не увидел свое отражение. Однажды, еще в Шотландии, это случилось. Я до сих пор помню, каким он был в отражении: серым, с него стекала речная вода и он, вне сомнения, был мертв.

Джейкоб откашливается, а я выдавливаю из себя улыбку.

— Готовы? — спрашивает Лукас, его голос четкий и спокойный, словно ответа «нет» он просто не приемлет.

Мы выходим из отеля Кардек и Вуаль приветственно окутывает меня. Без солнца и зноя, давление призраков даже сильнее, давит мне на череп, то и дело появляясь на краю моего восприятия. Музыка доносится из баров и ото всех уголков, но я слышу под этой музыкой совсем иную мелодию. Призрачные трели джаза звучат, которые словно дуновение ветерка.

Мама сжимает моё плечо.

— Ты слышишь? — говорит она, её глаза задорно горят. — Город просыпается.

Я уверена, что слышим мы совершенно разные звуки, но опять же, она права.

Как и Лукас.

После заката Новый Орлеан превращается совершенно в иной город.

Жара уступает место теплой дрёме, но Французский Квартал и не думает спать. На улицах полно людей, группки людей толпятся у бордюров, смеются и выпивают. Смех льется рекой по улице, из открытых дверей доносятся радостные возгласы, а джазовые инструменты борются за внимание, и под всем этим скрывается Вуаль. Миры живых и мертвых сталкиваются вокруг меня.

Мы проходим мимо группы, которая по-видимому, приехала на вампирской тур, у них у всех замороженные напитки, вишнево-красное содержимое пичкает их рты, у всех пластиковые клыки, их жизнерадостная энергия вдохновенно расходится по кругу.

Я настолько отвлеклась, что едва не врезалась в Адана, который остановился у обочины, подняв камеру. Они начали съемки.

Мама и папа стоят перед красным кирпичным зданием, которое, по-видимому, отель. К усладе глаз гостей кованый балкончик и белая вывеска «ПЛОЩАДЬ АРМ». Справа арочный проход достаточно широкий, чтобы сквозь него проехала повозка, на нем кованые ворота. Ничего особенного, ничего странного. Но когда я заглядываю под арку, все сокрыто в тени, волосы на затылке встают дыбом, и Вуаль становится ощутимей.

Знаю, если буду небрежна, она затянет меня к себе.

— Здесь, в Новом Орлеане, — говорит папа, глядя в камеру, — почти всё что мы видим, возведено на других руинах. Французский Квартал дважды сжигали дотла, впервые в 1788 и снова шесть лет спустя. С тех пор вспыхивало бесчисленное количество пожаров, пожиравших комнаты, здания и строения.

— Быть может, поэтому в нем столько привидений, — говорит мама. — Одна из причин, в любом случае. Повсюду, куда бы ни ступила ваша нога; однажды был чей-то обителью.

— Взять, к примеру, хотя бы этот отель, — говорит папа, жестом показывая на здание позади нас. — Площадь Арм.

Мама прикладывает ладонь к кованным воротам.

— Задолго до того, как он превратился в гостиницу, — говорит она, — он был школой. Когда в Квартале возник пожар, многие дети оказались заперты внутри. — она смотрит прямо в камеру. — Они так и не смогли выбраться.

Я дрожу, несмотря на летний зной.

Ворота со скрипом открываются от Маминого толчка, и они с папой оборачиваются и ступают в темную аллею.

— Мы просто подождем снаружи, — говорит Джейкоб, но я уже иду следом за родителями сквозь арку.

Джейкоб вздыхает и тащится за мной. Как только я переступаю ворота, Вуаль приветствует меня. Ноздри щекочет запах дыма, и я слышу волну смешков и топот маленьких ножек.

— Прячься, — шепчет голос.

— Не здесь, — шипит другой.

Я прислоняюсь к ближайшей стене, а Вуаль тянется к моей руке, обхватывает мое запястье. Я слышу смех, высокие детские голоса во тьме. А потом, прямо из ниоткуда другой голос. Не похожий на остальных, слабый и далекий. Нет, на. этот раз уже ближе. Он низкий и глубокий, едва ли вообще голос, больше похоже на дуновение ветра, на скрип старой двери.

— Мы идем за тобой.

Я ахаю и сгибаюсь пополам, оттолкнувшись от стены я, спотыкаясь, иду к Лукасу. Он оглядывается, молчаливо спрашивая всё ли в порядке. Я киваю «да», несмотря на то, что сердце бьется как сумасшедшее. Несмотря на то, что тот голос поразил меня до глубины души, он слишком резкий и неправильный и от него веет…холодом.

«Ты это слышал?» — думаю я, глядя на Джейкоба, чьи руки сложены на груди.

— Жуткие детишки? — спрашивает он.

Я мотаю головой. Другой голос.

У него на лбу появляются морщинки. Он мотает головой. И внезапно, мне не терпится убраться подальше от площади Арм и того, что скрывается за этой стеной. Впервые у меня не возникает желания войти завесу и узнать больше.

— Они по-прежнему здесь, те дети, — говорит мама, её голос эхом разносится по аллее. — Гости слышат, как они бегают по коридорам, а кто-то просыпался и находил свои вещи в совершенно иных местах, монеты и одежда пропадает, словно это некая игра.

— И коль скоро мы увидим наше новое место, — говорит папа, — смею заверить,