Тайна хранителя - Елена Золотарева

— Благодарю! — открываю дверь и захожу внутрь, любезничать дальше нет ни сил, ни желания, потому что виски сжимает все сильнее. Но Ризван так и продолжает стоять. Мнется. На кофе что ли хочет? Ну так это не ко мне. Я на гостинцы не напрашивалась. Все по доброй воле, так сказать.

Из заднего кармана красного трико парень достает навороченный мобильный и, открыв страницу переводчика, набирает текст. Уже вижу, что хочет, но молчу как партизан. Ему не обязательно знать, что я понимаю его язык и даже могу говорить на нем без акцента.

— Могу в аптеку сбегать. Хочешь?

Мою предвзятость как рукой снимает. Все-таки добрый парень. Не его вина, что плохо язык знает и выглядит, скажем так, не на мой вкус.

Строчит дальше.

— Заболела? Устала? Таблетки надо?

Начинаю таять. Близка к тому, чтобы угостить парня чаем. Вот же оно! То, о чем мечтает каждая женщина.

Набираю в ответ слова благодарности, обещаю зайти завтра, и тут же ругаю себя за это. Ну кто меня за язык тянул? Дала парню надежду. Динамо!

С трудом дотаскиваю пакеты до кухни. На автомате загружаю зерна в кофемашину и открываю окно. Небо хмурое, тяжелое, как и мое настроение.

Пока автомат издает звуки преисподней, снимаю любимую униформу и набираю ванну. Залпом пью обжигающий кофе, даже не чувствуя вкуса. Пусть боль на языке отвлекает от боли в голове. Я просто больше не могу.

Выходные пролетают как в тумане. Впрочем, это мое обычное состояние, к которому я, кажется, уже начинаю привыкать. Боль становится частью меня и почти даже не мешает жить. Только можно ли назвать жизнью те серые дни, в которых мое работающее тело живет отдельно от головы, страдающей от боли. Благо, особенное сосредоточение в обычных трудовых буднях нужно очень редко. Обычно мои способности нужны в выездных командировках, а там я всегда чувствую себя почти здоровой.

— Ты как? Вазелин приготовила? — шутит моя напарница, которая об одном только и мечтает, — завтра Барсику докладывать, рапорта наши он уже получил.

Барсиком она называет генерала службы безопасности, нашего старшего начальника. В его офицерских качествах я мало понимаю, но как человек он неплохой. И на кота действительно похож. Такой мягкий, усатый и, когда говорит тихо, кажется, что урчит. Но если злится…прячьтесь. Пощады не будет.

— Я сделала, что могла. Пусть этого глиттермена из бара ищут и ему предъявляют.

— Клитор…кого? — начинает хохотать, и в телефонной трубке слышатся звонкие похрюкивания. У нее все разговоры к одному сводятся.

— Вот ты темная, — устало качаю головой, — глиттер! Блеск!

— Ой! — выдыхает, стараясь успокоиться, — ну ты придумаешь тоже.

— А ты как обычно все опошлишь.

Болтаем еще пару минут, обсуждая случившийся во время нашего отсутствия апокалипсис, и в конце Риска добавляет.

— Я там на почту тебе расшифровку по Дадо кинула. Ребята-звукари шумы подчистили. Слышно плохо, но ты, думаю, разберешь.

— Где ты была раньше?!

— Думаешь, это нас спасет?

— Надеюсь.

Прощаюсь с Риской, скачиваю запись и начинаю слушать. Мой голос звучит ужасно, а, если учесть, что это звук из желудка, так вообще кажусь себе прокуренной алкоголичкой. Зато голос блестящего рыцаря в худи звучит как и в жизни приятно. Пытаюсь абстрагироваться, но перематываю уже в пятый раз, чтобы услышать это его: «Марьясы!» и «Ты как?». Его голос ничто не портит. Он низкий, мягкий, уверенный и такой…заставляющий вибрировать.

Заставляю себя сделать десяток берпи, чтобы отвлечься. Я не должна думать о том, кто испортил мне дело, но помогает плохо. Я снова и снова прокручиваю эти фразы.

Когда мозг перестает обрабатывать одни и те же слова, и они начинают казаться какой-то бессмыслицей, наконец, перестаю мучать проигрыватель и слушаю дальше.

Потасовка, судя по звукам, была недолгой. Как только я убежала, все затихло. Причем во всем клубе. Не припомню, чтобы питание отключали. Странно.

Минут через десять начали прорезаться звуки голосов подельников Дадо, а потом и его самого. Они обсуждают происшествие и того парня, что незаметно исчез, предварительно вырубив всех. Ничего полезного по нашему делу пока нет, но в комментарии к расшифровке отметка, что запись все еще идет, и вторую часть пришлют позже. Бедолага Дадо. Совсем плохо с пищеварением. Надо посоветовать ему вместо виски «Летящую ласточку» пить.

По таймеру вижу, что в записи остается всего несколько секунд, и слышу незнакомое слово. Возвращаю на секунду назад и напрягаю слух.

«Манур» — говорит кто-то из людей Дадо, и я пытаюсь вспомнить, слышала ли где-то это слово раньше. Из контекста ясно, что неизвестное слово относится к моему рыцарю, а с торговлей гонарской бирюзой никак не связано, но мне неймется. Любопытство мое второе имя.

Лезу в сеть и нахожу сухие выжимки из энциклопедии, несколько однообразных фото туристов, кто сумел побывать на этой далекой планете. А ровным счетом ничего.

Черт! Эта полоса невезения когда-нибудь закончится?

Пишу парням, с просьбой прислать то, что уже обработали. Хотя бы еще пару минут записи, но меня вежливо посылают. Это и понятно. Вечер воскресенья, и нечем заняться только мне.

Нога нервно подергивается. Вот спрашивается, зачем мне этот блестящий?

Ругаю себя за глупое любопытство и иду спать. Завтра тяжелый день, а я о манурце каком-то думаю. Но уснуть не получается – прокручиваю в голове детали вечера бесконечное количество раз. Прозрение наступает как обычно среди ночи.

Эти двое связаны! Как я сразу не догадалась? Оба огромные, оба блестят, когда их касается человек, да еще и способностями необычными обладают. Один, не применяя физической силы, уложил охрану, вооруженную до зубов. Второй сделал вид, что отключился от удара в челюсть. Нарочно упал так, чтобы мы не смогли от него избавиться, тем самым обеспечив доставку своей тушки на Хокму, где благополучно очнулся и сбежал из суперохраняемой тюрьмы. Были они там одновременно, а значит, и дело у них одно на двоих.

И каждый из клиторменов (Риска, чтоб тебя!) внес свою лепту в то, что моя задница будет завтра гореть. Ох, ребята! Нажили вы себе еще одного врага.

Утро понедельника приветствует привычным серым небом и головной болью. Не открывая глаз, плетусь на кухню, ставлю чайник и иду умываться. Взяв в руки тушь, тут же откладываю ее. Не хочу провоцировать Рыжова лишний раз. Пусть, наконец, увидит во мне серую мышь и отцепится на веки