Посткарантин - Злата Косолапова

Вебер равнодушно пожал плечами.

– Знать бы, кто поставил, может, и сказал бы я тебе чем.

– А я тебе даже скажу. Ты всё равно у меня на мушке теперь, а сдавать‑то я тебя уже послезавтра отправлю. Майоран за тебя столько жетонов готов выложить, сколько все мои рабы вместе взятые не стоят.

Вебер замер. Его будто бы током ударило. Вот те на…

«Вот мне ещё одна наука будет: не связывайся со всякой кодлой типа Майорана».

Вебер поджал губы. Сам во всём виноват, что уж.

– Ничего себе, – прошептал Сенька, глядя на Вебера. – Майоран!..

– Ах да, – обратив вдруг на Конопатого внимание, протянул Борис Валерьевич. – На этого щенка метропольского у меня тоже дело есть…

– Ну? Где он? – раздался неподалеку старческий голос – писклявый, противный донельзя. – Где там моя жертва?..

– А, вспомни солнце, вот и лучик. Хотя стоило бы другую поговорку применить, но клиент всегда прав, так что я лучше помолчу, – отозвался Войтко, когда рядом с ним возник костлявый старик в поношенном халате из светло‑серой ткани. Халат был расшит какими‑то то ли знаками, то ли это принт такой, не поймёшь. Лицо старика было таким ссохшимся, что единственное, за что зацепилось внимание Вебера, это были огромные глаза: выпученные, блёклые, дотошные. Эти глаза бегали по лицам, словно рентген, пытающийся что‑то обнаружить, когда старик остановил взгляд на Сеньке, то радостно вскрикнул и, указав на мальчишку крючковатым пальцем, повернулся к Войтко.

– Он? Он?

Тот закатил глаза.

– Да он, он, – отмахнулся Войтко. – Когда ж это уже закончится?..

Старик крякнул, и его губы, словно две нитки, дёрнулись в улыбке. Он подлетел к Сеньке, схватил его за запястье и подтянул его руку к себе. Так резко, что у парня, кажется, в локте что‑то хрустнуло. Сенька зашипел от боли, так сильно старик вцепился в его ладонь, вглядываясь в Метропольский значок на запястье.

Вебер было дёрнулся, но его тут же подхватили люди Войтко, не давая сдвинуться с места.

– Вот, вот, вижу! Метропольский! – стуча пальцем по татуировке Конопатого, приговаривал старик. – Вот! Значит, молодой и чистый, из города. Мне такой подойдёт.

– Ты мне только товар не попорть, эй, – буркнул Борис Валерьевич. – А то сейчас руку ему оторвёшь, а денег я так и не увижу.

Старик отпустил Сеньку и тут же отступил на шаг назад. Он сцепил перед собой руки и теперь молча взирал на него. Конопатый ошарашено смотрел на старика в ответ. Вебер нахмурился. И кто это, вообще, такой? Прищурив глаза, наёмник скользнул взглядом по двум типам, что крутились за спиной старика. Двое молодых парней в таких же дурацких халатах, как и дед. Лица у парней были не очень: измученные и какие‑то… ненормальные. Головы и вовсе были обриты подчистую.

– Мы берём его. Этот точно подойдёт для жертвоприношения. Чистый, из города. Как раз то, что надо, – покивал старик двум жлобам, слушающим каждое его слово с неистовым вниманием. Дед повернулся к Войтко, недовольно сморщил нос. – Завтра всё должно быть готово. Мы останемся еще на одну ночь в вашей гостинице, которая скорее больше похожа на смрадный притон, утром рассчитаемся и отбудем.

– Пф, и скатертью дорога, – пробурчал Войтко так тихо, что старик вряд ли его услышал. Уже громче добавил: – Завтра жду жетоны.

Бесцеремонно сплюнув себе под ноги, старик, даже не удосужившись кивнуть, развернулся и ушёл, что‑то нашёптывая своим шестёркам.

Сенька в ужасе сжался, схватился за голову, а через минуту и вовсе начал реветь. Вебер его отчасти понимал. Сектанты, будь они неладны. Собираются выкупить парнишку и принести в жертву… Ну и ну. Да уж, иногда смерть в когтях ястровых начинает казаться не такой уж и страшной.

– Наконец‑то этот старый пень оставит меня в покое. Надеюсь, что он больше никогда сюда не вернётся. «Ваш крысятник», «помойка, каких не видел», «смрадный притон»… Появится здесь ещё раз с таким гонором – будет в ошейнике сидеть с остальными рабами, тогда быстро узнает, где здесь смрадный притон, а где гостиница для клиентов…

Борис Валерьевич сплюнул, некоторое время продолжая свою гневную тираду. Впрочем, он не кричал, а лишь хмуро бормотал, выражая своё возмущение.

– Что это за урод? – тихо спросил Вебер.

– Сектант с юго‑востока, из Капотни, пропади она пропадом, – ответил Войтко, знаком подзывая своих ребят. – Уже очень давно торчит здесь у меня и ест мои мозги, у него это хорошо получается, поэтому я не удивлён, что он у них там самый главный. Ищет он, видишь ли, жертву для своих ритуалов. Чистая ему жертва, видишь ли, нужна. Как он определяет, чистая или нечистая – не знаю, но точно не по чистоте рожи. Проверял, пытался подсунуть. Знак Метрополиса для него, конечно, значение куда большее имеет, чем помытая голова или выстиранные шмотки. Так что мелкий метрополец этому хрычу сгодится, а значит, что он отвалит отсюда, предварительно выдав мне кругленькую сумму за него, как и было уговорено.

– Всех продал?

Вебер осклабился, глядя на Бориса Валерьевича. Тот цокнул языком, как‑то даже немного с разочарованием. Его задело.

– Всех, дружище, всех, – скрывая раздражение, отпарировал Войтко. – Не волнуйся.

К нему подошли два его головореза, и Борис Валерьевич велел им вести Сеньку с Вебером в бараки. Последних подняли с лавки. Их уже уводили, когда Вебер обернулся, чтобы посмотреть на Войтко. Тот стоял, сложив руки на груди, и провожал его взглядом.

– Только вот одна поправка… не дружище я тебе, Войтко, – тихо, но чётко сказал Вебер. – Хотя, знаешь, будь я сейчас и с развязанными руками, то даже бы по морде тебе не вжарил, честно слово. Хотя и надо было бы, но не вжарил бы.

– Отчего же это? – рыкнул Войтко, гневно насупившись.

– От того, что жалко мне тебя. Рука скорее бы уж на бабу поднялась, чем на тебя.

Войтко молчал. Кривился от гнева, жевал губы. Чему это поможет? Уж точно не скроет правды – люди те, кто они есть.

Глава 14

Закрытыми бараками оказались огромные клетки, самодельные, но надежные, сделанные из остатков уличных заборов и досок, крепко‑накрепко сколоченных между собой. Находились эти бараки недалеко от станции в заваленном туннеле. Не убежишь, в общем, если только ты не землекоп.

В этих бараках, как Вебера уже успели просветить, содержались либо самые опасные рабы, которые были слишком опытными и изобретательными бойцами или авантюристами, способными