Альтер Эго - Villa Orient

Встреча была прямо в десять утра по местному времени. Это была видеоконференция, на которой обязательно надо было включить камеру. Я поправила волосы и подключилась ровно в десять. Через несколько минут на том конце тоже включилась камера.

Никита Соколов был молод и горяч, в костюме и голубой рубашке.

— Доброе утро, Аврора.

— Доброе утро, — мой голос был ровным, отточенным годами дипломатии. Ни единой фальшивой ноты, несмотря на колотящееся в груди сердце.

— Как ваши дела на новом месте в новой должности? Привыкаете?

— Всё в порядке, благодарю.

— Вам, наверное, интересно, для чего эта встреча. Наше управление нечасто связывается с действующими сотрудниками, тем более такого уровня.

— Пожалуй, — я чуть склонила голову. — Повестка была… лаконичной.

— Довольно сложно изложить в повестке то, о чём мы будем говорить, не нарушая определённых протоколов.

Пауза. Соколов внимательно изучал меня, словно пытаясь прочесть мысли через экран. Я выдержала его взгляд, моё лицо было непроницаемо. Внутри же всё сжималось от предчувствия. Это не «комплаенс», это что-то личное.

Значит, дело серьёзное. И он сначала хочет задать мне вопросы и выяснить что-то, и только потом скажет, в чём дело. И здесь мои навыки манипуляций против его навыков.

— Тогда, может быть, вы облегчите задачу и зададите правильные вопросы? В чём, собственно, проблема? — я позволила себе лёгкую, едва заметную усмешку, демонстрируя свой собственный контроль над ситуацией.

Соколов не повёлся. Его голос стал более официальным, лишённым всяких эмоций.

— Вы давно связывались со своим бывшим мужем, Артёмом Ивановым?

Этот вопрос был подобен удару под дых. Я едва не поперхнулась воздухом, а мысли пустились вскачь. «Артём. Почему он?»

— Да, очень давно, я бы сказала, — я ответила чуть дольше, чем следовало, и едва не выдала себя

— Вероятно, вы помните, когда точно это было?

— Да, уже почти четыре года назад.

— Я должен сообщить вам новость о нём, — он сделал паузу, чтобы оценить мою реакцию, а его взгляд стал серьёзнее. А я ничего не сказала. — Вам интересно?

— Да, — я старалась быть хладнокровной.

— Хорошо. Его нашли мёртвым.

Мир на мгновение померк перед глазами, а слова застряли в горле. Я надеялась… Мир схлопнулся в одну точку. Свет в кабинете померк, а звук превратился в далёкий гул. Мёртвым. Это слово, такое резкое, такое окончательное. Не убежал. Не уехал. Мёртв. Мои руки крепко сжались под столом, до боли в ногтях.

— Аврора? Аврора?.. Вы меня слышите? — он несколько раз повторил моё имя, прежде чем я ответила.

— Да? Как он умер?

— Его убили. По крайней мере, именно так квалифицировали дело следователи прокуратуры.

— Когда это случилось?

— Четвёртого апреля, — Соколов посмотрел куда-то в сторону, видимо, сверяясь с данными, — вы тогда были на конференции в Петербурге.

Да, тот день я не забуду. Мы должны были с ним поехать на кладбище. Он наконец согласился посмотреть на могилу сына, а у меня была идея его перезахоронить. Это потому, что я уже ничего не могла сделать и хотела сделать хоть что-то.

— Вы знаете, как его убили?

— Нет, детали мне неизвестны, знаю только место.

Я выдохнула:

— Где?

— Его тело нашли на Митинском кладбище. Точнее, останки. Он был закопан в одной из могил.

Холод. От головы до самых кончиков пальцев. Митинское кладбище. То самое. Место нашей общей трагедии стало местом его смерти.

— Кто?..

— Вам обвинение не предъявляется. Но я должен сообщить, потому что прокуратура рано или поздно с вами свяжется. У вас дипломатический иммунитет и вторая степень секретности. Вы не можете рассказывать о работе, а именно работой вы и были заняты в тот день. Вам это понятно?

— Да.

— У вас есть вопросы?

— Они знают, кто?..

— Я этого точно не знаю, но у прокуратуры есть подозреваемый. И это не вы. Больше ничего сказать не могу.

— Понимаю.

— Мои соболезнования, Аврора.

— Спасибо.

— Мне больше нечего сказать, поэтому, если у вас нет вопросов ко мне, можем завершить встречу.

— Конечно.

— Всего доброго.

— До свидания.

На самом деле, я не хотела с ним видеться снова, но так говорят… Он отключился, его лицо исчезло с экрана. И я тоже нажала на кнопку отбоя. Я выбежала из кабинета в туалет и, как только закрылась в кабинке, меня стошнило.

Я держалась рукой за стену, чтобы не упасть. Меня колотило. Руки были ледяными. Я задыхалась.

Я не хотела его смерти. Его смерть не принесла мне облегчения. Я искренне надеялась, что он просто сбежал и не предупредил жену. И живёт где-то с другой женщиной, может быть, счастлив. Но теперь мы все точно знаем, что его больше нет. И он не сбежал. Он пришёл тогда на кладбище, и там его убили. Этот человек знал, где он будет. Кто, кроме нас с ним, мог об этом знать? Я никому не говорила об этом. И Артём был более чем скрытным. Так кто же? Тот, кто мог узнать о его похождениях таким же образом, как и я когда-то.

Я виновата в его смерти. Я привела его туда, где его убили. Из-за меня он погиб.

Воспоминания меня пугали. Меня трясло от ужаса. Я периодически покрывалась холодным потом. Меня снова вырвало.

Я просидела в закрытой кабинке почти час, пока мой пульс не стал близким к норме. Но я сама была не в норме. Я чувствовала, что со мной что-то не так. Не так как раньше. Я стала другой. Моё хладнокровие испарилось.

Я наконец решилась выйти, ведь нельзя просидеть в туалете целый день, но, как только я вышла в коридор, яркие искры заплясали перед глазами, я отчаянно схватилась за стену, но слишком поздно, потому что мир почти сразу померк, и я упала на пол в коридоре.

Глава 39

Горячее решение

Я ненавижу первый снег. И всегда ненавидела. Белая масса падает сверху и хлюпает под ногами. Тяжестью ложится на ветви деревьев. Самые слабые из них ломаются.

Возможно, расстройство личности всегда было во мне. Возможно, травма — смерть матери — стала толчком к развитию психопатии. Было ли это органическое повреждение или лишь моё больное воображение? Я бесчисленное количество раз задавалась вопросом, почему я такая.