Марш-бросок к алтарю - Елена Ивановна Логунова

4

— Где мои новые лиловые туфли?!

В пятницу утром этот вопрос звучал для меня гораздо актуальнее, чем вечно безответные «Кто виноват?» и «Что делать?».

Кто виноват, впрочем, выяснилось сразу после того, как мой гневный вопль достиг ушей бабули.

— Твои лиловые туфли лежат под зеркалом, — сообщила она, неторопливо складывая газету.

После этого очки, которыми наша старушка пользуется только для чтения, стали ей не нужны, и она приспустила их, чтобы укоризненно поглядеть на меня поверх оправы:

— Зачем же так кричать?

— Разуй глаза! — весело нахамил мне Зяма, подмигнув бабушке, которая свои собственные глаза уже разула.

— Они были в коробке, — проворчала я, вытащив туфли, завернутые в одну лишь бумагу, из-под трюмо.

— Коробку забрал Майкл, — сказала бабуля, водружая очки на место и вновь расправляя газету.

— Значит, не зря я провел с ним воспитательную беседу об армейской аккуратности! — обрадовался папуля, привычно зачищая обеденную зону после победоносно завершенного завтрака. — Надеюсь, теперь наш мальчик будет складывать свои игрушки в коробку, и я больше никогда не обнаружу резиновую гадюку в кастрюле с сосисками!

— Это была гробовая змея, — мимоходом просветила нас мамуля, удаляясь к себе с новой книжкой. — Та самая, которая укусила Вещего Олега!

— Я вижу, что русская классика нашему американскому мальчику так же вредна, как отечественный фольклор! — посетовал Зяма.

Я пропустила разговоры родственников мимо ушей. Наступил долгожданный для многих день торжественного бракосочетания Катерины и Александра. В ЗАГС новобрачные никого, кроме свидетелей, не позвали, но на свадебном обеде в ресторане «Старый замок» мы с Трошкиной должны были быть всенепременно. Поскольку других гостей от «МБС» не ожидалось, я просто обязана была единолично поддержать честь нашего процветающего рекламного агентства. По моим понятиям, это означало, что мой внешний вид должен быть таким, чтобы гламурные фифы с журнальных обложек и секс-бомбы с рекламных плакатов в сравнении со мной смотрелись убогими фригидными замарашками.

Для достижения столь амбициозной цели нужны были мощные средства. Лиловые туфли, слава богу, нашлись несколько раньше, чем со мной приключился инфаркт, вызванный кошмарным опасением, что под волшебное сиреневое платье мне придется обуть банальные черные босоножки. Само платье я утюжила минут тридцать, пока шелк не разгладился, как зеркало. Еще час ушел на оформление лица и сотворение прически, а затем мы с мамулей и бабулей, прервавшими по такому поводу свои интеллектуальные пиршества, перерыли фамильный ларец с полудрагоценностями, подбирая для меня украшения. Вдумчивые колебания между аметистами и гранатами заняли еще три четверти часа.

Трошкина, у которой аналогичный созидательный процесс протекал параллельно с моим, периодически позванивала мне, чтобы синхронизировать отдельные этапы, но не торопила ни меня, ни себя. Я уже начала беспокоиться, что мы с ней опоздаем на праздник, назначенный на полдень, но оказалось, волновалась я напрасно. Когда без десяти двенадцать мы с подружкой в парадном обмундировании и праздничном настроении прибыли к «Старой крепости», на горбатом мостике через декоративный ров стояла, скучая, одна Лара Котова с миской несъедобной ритуальной смеси из рисовых зерен, пшеницы и медной мелочи. Новобрачные, которым предстояло принять традиционный денежно-злаковый душ, еще не подъехали.

— Если хотите, можете подождать в обеденном зале, но предупреждаю, там такие запахи, что натощак долго не выдержать! — сказала Лариска. — Даже мои ребята, уж на что народ крепкий, тренированный, и то не усидели в помещении!

Действительно, по рукотворному острову неприкаянно бродили какие-то граждане. Судя по внешнему виду — не только Ларискины батраки, но и званые гости. В своих праздничных нарядах они плохо сочетались с искусственно состаренной крепостной стеной, полуразрушенными бойницами и ржавыми мортирами. Особенно дико смотрелась некая расфуфыренная дама с высоким шиньоном. Она опрометчиво высунула свою голову с венчающей ее волосяной башней в узкую каменную амбразуру, и теперь не могла втянуть ее обратно, не повредив прическу.

— Слушай, зачем мы будем там торчать, как две идиотки? — оценив эту трагикомическую картину, обратилась ко мне гордая Трошкина. — Давай подождем на воле, в парке.

Мне тоже не хотелось бродить среди угловатых камней, рискуя ободрать каблуки новых туфель или порвать нежный шелк платья. Я согласилась посидеть на парковой скамеечке, и мы с Алкой пошли ее, эту скамеечку, искать. Задача осложнялась тем, что лавочка нам нужна была затененная, но с хорошим видом на ближние подступы к «Старой крепости».

На единственной подходящей скамейке улегся поспать какой-то гражданин в облегченном спортивном костюме типа «трусы-майка». В этом наряде и при густой щетине на багровой физиономии он не выглядел благородным джентльменом, и мы не рискнули разбудить его вежливой просьбой уступить место двум милым леди.

— Может, здесь найдется какой-нибудь симпатичный пенечек?

Алка искательно заглянула за старый дуб, а потом заковыляла в обход раскидистого жасминового куста, но из гущи зелени неожиданно донесся сердитый бас:

— Занято!

— Ой, простите! — пискнула Трошкина и свернула с курса.

— Ну что за люди! — сокрушенно прошептала она, вернувшись ко мне. — В парке же есть нормальные туалеты! Неужто им жаль заплатить десять рублей за пользование общественной уборной? Смотри под ноги, раз такое дело!

Мы опасливо, как по минному полю, проскакали по скомпрометированной травке назад, на асфальт, и там остановились под деревом. Однако с него нам на головы посыпался подозрительный мусор, и мы, ругая птичек с их уж совершенно некультурным представлением об общественных уборных, выдвинулись под открытое небо.

Встали, не зная, куда податься. Ситуация на острове изменилась незначительно: впередсмотрящая Лара Котова по-прежнему торчала на мосту, только пристроила между балясинами перил пляжный зонт и спряталась в его тени.

Застрять на открытом месте под палящим солнцем было бы самоубийством. Оценив перспективу во всей красе грохнуться в обморок на пыльный асфальт, я заволновалась и даже уже услышала предупреждающий звон в ушах. Но тут Трошкина вытащила из сумочки свой мобильный, и я поняла, что мой обморок откладывается.

— Алло! Да. Что?!

Алка посмотрела на меня дикими глазами, растерянно вякнула еще: «Но как? О боже!» и отлепила трубку от уха.

Понимая, что ее обращение к господу нашему было сугубо риторическим, а значит, с ответом на некий неожиданный вопрос подружке надо помочь, я с готовностью спросила:

— Что?

— Звонили из пятого роддома, — ответила Алка, с недоумением глядя на выключенный мобильник. — Очень сильно ругали меня за нарушение больничного режима. Сказали, что немедленно меня выписывают.

— А что ты сделала? — заинтересовалась я.

— Я — ничего! — Трошкина сильно расстроилась. — Это твоя коллега, наша милая невестушка! Она смылась из больницы без