Два плюс два или строптивая любовь майора Белова - Алекс Коваль

– Успокойся, родной. Я тебе верю, – говорю я, бросая взгляд на Тасю. – Не знаю, зачем ты врешь, но я уверена, что Кирилл в этом не участвовал.

– Вы просто его защищаете! – психует козюля.

– Я не знаю, что вы не поделили, – вступает Белов, бросая взгляд на моего сына, – но это был не мужской поступок, Кирилл. Думаю, тебе нужно извиниться перед Таисией.

– Да я… – начинает Киря.

– Он не будет извиняться за то, чего не совершал, – перебиваю я сына и делаю шаг вперед, закрывая его собой. – Иди ищи виноватых и их заставляй извиняться, Белов. Здесь таких нет.

– Женя, – рычит он. – Не лезь, пожалуйста, в это дело. Мы без тебя разберемся.

– Что значит «Женя не лезь»? – офигеваю я от такой наглости. – Ты вообще-то с моим ребенком разговариваешь! В моем доме! Ты ничего не попутал, майор?

– Твой ребенок до смерти напугал мою дочь.

– Это твоя дочь так сказала! А мой сын говорит, что не делал этого. И я ему верю!

– Так, – вскидывает руку Назар, – Тася, иди в машину. Кирилл, в дом. Нам с Женей нужно поговорить наедине. Но к разговору с тобой мы еще вернемся, – показывает он на Кирю.

– Не надо его запугивать! – вскидываюсь я.

Однако дети послушно исчезают, бросив напоследок друг на друга недовольные взгляды.

Мы остаемся с Назаром наедине. Оба на взводе таком, что воздух между нами трещит, наэлектризованный. Бодаемся взглядами. Оба готовы с пеной у рта, до последнего отстаивать свою правду. Я складываю руки на груди, невербально отгораживаясь от любых нападок мужчины. Назар, наоборот, расправляет плечи и упирает руки в бока, недовольно заявляя:

– Ты даже не представляешь себе, насколько я сейчас зол, Жень! – говорит вкрадчиво, понижая голос до рычащего шепота. – Тася рыдала навзрыд. Я чуть не сдох от страха за нее, пока ехал!

– Я сочувствую твоему потрясению, но мой ребенок здесь ни при чем. Ты сам слышал.

– Он врет. Твой сын повел себя неправильно, пусть имеет мужество это признать и извиниться. В конце концов, ты из него кого растишь? Мямлю, прячущуюся за мамкину юбку, или мужика, готового брать ответственность за свои поступки?

– Вот именно, за свои поступки! А не за чужие. Почему ты не допускаешь такую мысль, что это Тася тебе наврала?

– Потому что я верю своей дочери. Она не стала бы мне врать.

– Ну, а я верю своему сыну. Это тупик. Но план и правда хороший. Браво, – хлопаю я в ладоши.

– Какой еще, блть, план? Ты бредишь, что ли?

– Бредишь ты! А я трезво смотрю на ситуацию. Твоя дочь гораздо умнее, чем ты думаешь. Я ей не нравлюсь. Как от меня избавиться? Правильно! Столкнуть нас лбами. Поругать. Рассорить. И что мы сейчас делаем? Бинго. Сремся! Вот и все, Назар. Это же очевидно! Или снова скажешь, что я все себе придумала?

– Вот именно, Ежова! Ты себя слышишь? Какого злого гения ты делаешь из моего ребенка? Ей, блть, восемь лет. Она что, по-твоему, сама себя заперла? Изобразила истерику, позвонила, свалила все на твоего ангела сына и все это, чтобы нас разругать? Смешно! По-моему, у тебя паранойя.

– Давай тогда посмеемся, раз тебе смешно.

– Ты не в себе.

– Зато ты здоров и рассудителен! – хмыкаю я.

– Моя дочь не стала бы этого делать. Точка.

– Мой сын тоже. У него просто нет поводов от тебя избавляться.

– А у моей, значит, поводы есть?

– Есть. И я уже не раз тебе об этом говорила, но ты упрямо не желаешь меня слушать и слышать, Назар. Она ревнует. Я ей не нравлюсь. Она не хочет видеть меня рядом с тобой. И эта ситуация тому доказательство!

– М, значит моя дочь плохая, а твой сын хороший? Так что ли?

– Я этого не говорила. Я сказала лишь, что Тася меня не принимает. Понимаешь?

– Окей, но Тася моя дочь, и я не могу отказаться от нее тебе в угоду!

– Я не прошу тебя отказываться. Я прошу поверить мне!

– Встать на твою сторону и назвать своего ребенка лгуньей?

– Все! – вскидываю я руки. – Короче, этот диалог лишен всякого смысла! Мы оба на взводе и конкретно в этот момент ни до чего не договоримся. Тебе пора.

Назар хмыкает:

– То есть, вместо того, чтобы закрыть вопрос, ты мне тупо указываешь на дверь? Я правильно понял? Избегание ответственности?

– Значит я, по-твоему, избегаю ответственности? – округляю я глаза – Ну а ты тогда ни капли не уважаешь меня и мое мнение, Белов! Как тебе такое?

– И с каких херов ты сделала такие выводы?

– А с таких, что ты приехал сюда и обвинил моего сына, не разобравшись в ситуации, хотя мог бы сначала поговорить со мной.

– Я отец! Я, блть, испугался! Или что, мне и это уже не позволено? Да, я налетел. Да, я взбешен. Но я – единственный, кто есть у Таси. Я уже потерял однажды любимого человека. Больше я такого не переживу!

– А меня ты потерять не боишься, Назар?

– Женя, ты – другое. Я в первую очередь всегда буду защищать и отстаивать свою дочь! А уже во вторую думать о чувствах чужой женщины, которую знаю считанные месяцы. Это элементарно. Разве нет?

– О-о, отлично, – киваю я с разочарованной улыбкой. – Я – другое. Чужая. Спасибо, что выбрал такие мягкие формулировки. Хотя после всего – и это обидно.

– Перестань. Ты поняла, что я имел в виду. И ты знала, что дочь у меня всегда будет на первом месте. Так же, как Кирилл на первом для тебя. Глупо на это обижаться, Ежова.

– В этом ты прав, но только я бы попыталась найти между вами баланс. А не ругаться с одним, чтобы комфортно было другому.

– Да нет тут, блть, никакого баланса!

– Нет или ты не хочешь его искать, Назар?

– По-моему, мы уже копаем слишком глубоко. А сейчас это делать совсем не время, Женя. Я уставший и очень-очень злой. Не стоит выводить меня на эмоции. Иначе я могу сказать что-то, что тебе очень сильно не понравится.

– А то до этого ты меня комплиментами тут заваливал!

– Твой сарказм неуместен. Ты прекрасно поняла, о чем я!

– Ну, конечно, – хмыкаю я, – мой сарказм неуместен. Мое мнение неуместно. Мое желание поговорить о неудобных вещах – тоже неуместно. Да и я в твоей жизни, кажется, тоже неуместна…

– Ты перегибаешь.

– Знаешь, я уже десятки раз за последние дни пожалела, что мы вообще шагнули дальше номера отеля. Встречались бы для здоровья на пару часов