Мышеловка для троих - Виктория Серебрянская

Наряды обеих дам по стилю сильно напоминали земные восточные наряды древности, и я почти ожидала увидеть на обеих тонны украшений и драгоценностей. Но на женщинах не было даже серег, хотя у одной точно были проколоты мочки ушей. Посетительницы переглянулись между собой, сделали шаг по направлению ко мне и синхронно, будто у них одновременно подогнулись ноги, опустились передо мной на колени. Я оторопела.

— Приветствуем на земле Иттеи, досточтимая алиа Лорентайн, и нижайше просим прощения за то, что ворвались в неурочное время! — обратилась ко мне та, что постарше.

Обе женщины одинаковым, будто отзеркаленным или отрепетированным движением одной рукой коснулись лба, второй — пола. И так замерли.

Я оказалась в очень сложном положении: когда Тай мне рассказывал про обычаи своей родной планеты, когда давал почитать информацию на смартзуме, ничего подобного не упоминалось. И вот теперь я, глупо хлопая ресницами, судорожно пыталась определить: это тоже какой-то обычай? Или просто женщины пришли за что-то или за кого-то просить и потому так себя ведут? Как поступить? Посоветовать было некому, а паузу затягивать я опасалась. Потому и решила поступать на свой страх и риск, надеюсь, не совершу непоправимых ошибок.

— Встаньте! — От волнения мой голос прозвучал суше, чем мне бы хотелось. Младшая из посетительниц заметно вздрогнула. — Я благодарю вас за приветствие, мне очень приятно! А теперь присядьте и расскажите, что вас ко мне привело!

Младшая проворно вскочила на ноги и помогла подняться старшей. Я терпеливо и с некоторой долей любопытства наблюдала, как она оправила халат на старшей спутнице и под локоток подвела ее к дивану, стоящему точно напротив моего. И только после того, как старшая спутница устроилась, и сама грациозно опустилась рядом с ней. Секунд на тридцать повисла тишина.

Старшая женщина в течение этого времени нервно мяла в пальцах полу своего халата. А я только сейчас с удивлением поняла, что женщины вошли с пустыми руками. Их заставили оставить сумочки за порогом в целях безопасности? Странно. Не может быть, чтобы они вышли из дому, рассовав необходимые мелочи по карманам. У младшей, кажется, карманов нет вообще.

Прерывая мои размышления, старшая женщина судорожно вздохнула и заговорила:

— Судя по вашей реакции, алиа Лорентайн, имя моего рода ничего вам не говорит. — Я прищурилась, разом насторожившись, а женщина снова вздохнула: — Позвольте представиться еще раз и как положено: меня зовут Миртая, глава рода Эйгрен, фактически, первая мать. Но титул «алиа» у нас имеет право носить только первая мать правящего рода. Так что, я просто лиа, как и все. И… это мой сын прошлым вечером… убил вашего служку…

Она сдулась окончательно и замолчала, пряча взгляд и еще сильнее терзая в пальцах несчастную ткань. А до меня наконец дошло, зачем они ко мне явились. И я внутренне возликовала. У меня появился приличный шанс воплотить свой план в жизнь. Но внешне своей заинтересованности я не показала, прохладно поинтересовавшись:

— И?.. Зачем вы ко мне пришли? Просить пощадить вашего сына?

Миртая отчаянно затрясла головой:

— Нет-нет! — На меня посмотрели полные слез голубые глаза. — Я понимаю, что мальчишка совершил слишком тяжкое преступление и пощады ему не может быть! Но… Кроме него у меня есть еще восемь сыновей и дочь. А также мужья дочери и ее дети. Целый род! Умоляю вас, не лишайте их жизни! — Миртая вдруг вскочила на ноги и, прежде чем я успела опомниться, пересекла разделявшее нас расстояние, вновь упала на колени и обняла мои ноги: — Если нужно: заберите мою жизнь! Я виновата, не уследила, не воспитала, как должно! Но остальные… Младшему сыну Синаи всего полтора года! Он точно ни в чем не виноват!

Миртая захлебывалась слезами и слепо цеплялась за подол моего халата. А меня будто парализовало. Услышав от Тая, что будет показательный суд над родом, строя собственные планы по выявлению того, кто стремится свергнуть правящий род, я как-то не задумывалась, что за всеми этими словами стоят чужие судьбы и жизни… Открытие неприятно, я бы даже сказала, болезненно поразило. А тут еще младшая вскочила с дивана и бросилась поднимать Миртаю на ноги с одним только словом:

— Мама…

Это слово больно стегнуло по туго натянутым нервам. Перед глазами встала моя родная мамочка, которой со мной уже нет. Сердце сжалось в комочек от жалости. И решение пришло само собой, выворачивая наизнанку все предыдущие планы:

— Сядьте! — Младшая вздрогнула и торопливо подняла Миртаю на ноги. — Обе! Немедленно возьмите себя в руки и успокойтесь!

Мои слова прозвучали излишне резко даже для меня. Но зато возымели действие: Миртая прекратила лить слезы и обе женщины с надеждой уставились на меня. Осознавая, что мое решение вызовет резкое неприятие со стороны Тая, а, возможно, и Макса, я обвела иттеек внимательным взглядом:

— Говорите, что род Эйгрен стоит пощадить? А на что вы пойдете ради этого? Жизнь убийцы не обсуждается! Я сейчас хочу знать, на что вы готовы, чтобы сохранить жизнь остальным членам рода!

Младшая владела своим лицом хуже. На нем попеременно отобразились как в зеркале удивление, неверие, робкая надежда и, кажется, радость. Старшая же не думала ни секунды:

— На все! Я пойду на все, алиа Лорентайн!

Я медленно кивнула. Пришлось прикусить изнутри щеку, чтобы подавить торжествующую улыбку. Теперь, если боги Иттеи расщедрятся для меня хотя бы на капельку удачи, я распутаю этот чертов клубок заговора и спасу жизнь ребят:

— Хорошо. Тогда слушайте внимательно. Нужно сделать вот что…

Суд на Иттее был устроен… своеобразно. Кортеж местных мобилей под охраной дворцовой гвардии доставил нас троих на южную окраину города. К зданию, которое своим видом и устройством больше всего мне напоминало древний земной Колизей. Правда, накрытый крышей и по самое не балуйся напичканный электроникой и механизмами. Места для зрителей и судей оказались мобильными, в виде объемных, чуть сплюснутых с тыльной стороны капсул-виноградин. Эти виноградины, перемещаясь бесшумно по воздуху, и составляли амфитеатр. А вместо арены был подиум с возвышающимся из центра до самой крыши шпилем. Для чего эта конструкция, я не знала, оставалось только гадать. А спросить