Из Злодейки в Толстуху - Ева Кофей, Елена Элари

Это её спальня! Её квартира! Её... начальник.

— Я... сошла с ума, — шепчет она.

Что-то пошло не так? Это альтернативная реальность? Галлюцинации? Подтвердилось худшее — и всё происходящее лишь несвязный бред... Сначала другой мир, другое тело, демон, а теперь что?

Всё невероятнее и невероятнее...

Кирилл Михайлович в её постели с букетом роз!

— Ааа, — не может она связать и двух слов, не зная, как реагировать.

— Я знаю, да, расстались мы недавно при странных обстоятельствах. Но понимаю, что ты... — обворожительно улыбается ей, — дразнишь меня. И я не в обиде. Кира, к слову, многое о тебе рассказала, но вижу, совсем тебя не знает. Видимо, позавидовала, застав нас вместе. А, слушай, — склоняется над ней будто для поцелуя, — а не хочешь провести со мной эти выходные?

Она отодвигается к самому изголовью кровати, будто бы пытаясь врасти в стену.

— Д-да, конечно, Кирилл Михайлович, спасибо.

Несмело улыбается и заправляет за ухо прядь волос.

А он, принимая это за заигрывающий жест, забирается к ней, оставляя букет на полу у кровати, и всё-таки тянется к Ире, чтобы поцеловать.

Она вздрагивает. А затем и вскрикивает.

— Помогите! Что же это делается-то! Я не могу так сразу, Кирилл Михайлович... Что это вы?

К ним тут же врывается Артём.

— Ты что сделал?! — набрасывается он с обвинениями на Кирилла, которого словно сдувает с кровати.

— Ничего... — растерянный взгляд. — Ирочка, с каких пор я снова Михайлович? Куда делось такое нежное и забавное «Каруил»? В смысле, так сразу? Мы не виделись... не так уж и давно.

Артём от неловкости отступает к двери и смотрит на сестру, мол, оставить их или нет?

Ира же чувствует, как глаза начинают щипать, но сдерживается перед начальником.

— К-к-к... Я... Мне нужно побыть одной, я позвоню.

— Женщины, — цокает Кирилл языком, качает головой, пытается справиться с в очередной раз уязвлённой гордостью, — сами не знают, чего хотят... — он уже отходит к двери, как оборачивается и произносит: — Ах да, Ира, подумай ещё, не хочешь ли снова работать у меня, пожалуйста.

— Снова? Вы-вы... что, уволили меня?

Кирилл бросает на Артёма недоумевающий взгляд, и тот просто выводит его вон.

А вернувшись к сестре, начинает улыбаться.

— Ира? То есть... слушай, — от неловкости чешет он затылок, — ты не могла бы мне одолжить немного? Понимаешь, я уже почти нашёл работу. И Маринка к себе зовёт. А не могу же я прийти к ней без ничего, будто бы... альфонс какой-то.

— Что? — Ира сверлит его блестящим взглядом. — Какая Маринка? Артём, как ты? Мне нужно тебе кое-что важное рассказать, братик...

Она кидается к нему, чтобы крепко обнять.

— Как ты? Я всё боялась, что она убила тебя!

Он обнимает её и счастливо, тепло улыбается.

Но после тревожится, боясь, что ошибся и всё продолжается. А потому осторожно уточняет:

— Кто убила, Маринка?

Ирочка качает головой.

— Я про... — шепчет она, всё ещё опасаясь, что сошла с ума, — Изиду. Из... Эзенгарда.

— Так и знал, что это правда, — шепчет он и обнимает сестру крепче. — Священник даже не помог, Ир... — делится он сокрушённо.

— Ты веришь мне? Значит, я не сошла с ума? А что здесь делал Кирилл Михайлович, он с ней общался, да?

— О, кто только не общался! — тянет Артём.

Ира целует его в щёку.

— Слава богу, этот кошмар закончился! Ты, наверное, весь извёлся здесь с ней? Распереживался?

— Угу... — жалостливо отзывается он. — Из дома меня выгоняла.

Ира кивает понуро.

— Скажи... теперь у меня большие трудности здесь? Она хоть... никого не убила?

— Нет, — усмехается Артём и достаёт телефон, чтобы найти видео под названием «Жги, толстушка!». — Но почти.

Но Ирочку больше удивляет даже не боёвка, а...

Она поднимается с постели и подходит к зеркалу.

Всё ещё толстуха, но уже совсем не та, что раньше.

Теперь даже есть что-то похожее на...

— Талия! — переводит она ошалевший взгляд на Артёма.

Глава 37. Нужны силы для пыток

В подземелье стены покрыты плесенью. Анд не видит этого, но чувствует запах. И камни на ощупь, словно мох.

Темно, хоть глаз выколи. Но под потолком есть узкое вертикальное окно, в которое не пролезть, даже если чудом удалось бы до него добраться. Поэтому оно без решёток.

Время от времени мимо него кто-то проходит, если изловчиться, можно разглядеть подошвы ботинок, но в основном в темнице просто становилось на мгновение ещё мрачнее.

Правда один толк от окошка всё равно был — через него вниз пролазили крысы. И через него же выходили обратно.

Но пусть Анда и мучил голод, есть их ему просто не пришло в голову. Нет, до этого он, на радость госпоже, не опустится…

Крысы развлекали и создавали хоть какое-то общение.

Анд потерял счёт времени, дня три он находится здесь или несколько недель уже — даже не имеет значения.

Избитый, поверженный, до смерти голодный. Для него время словно застыло.

Он лежит на лавке сбоку от массивной двери, слабо поглаживает крысу, что пригрелась на его груди, старается не шевелить ногой, больной от тяжёлой колодки и цепи на ней, и смотрит в никуда.

***

Изида выслушивает Алукерия о том, что творилось без неё в подробностях — день за днём. Каждый раз порываясь врезать демону рукоятью меча под дых. И сбрасывая на него с щедрой барской руки все те ругательства, которые в её сердце оставил Челябинск, и которые к баранам никакого отношения не имеют.

— Как можно было довести всё до такого состояния, скажи мне? И отчего ж ты, баранья головёшка, не отправил его людей подальше, в поход, например, а?

Изида стоит перед ним в роскошном расшитом синими камнями платье, под которым не видно острых шпилек и ядовитых кинжалов, что прикреплены к кожаной повязке на бёдрах.

Её иссиня-чёрные волосы убраны в высокий хвост серебряной заколкой, глаза подведены, что делает мерцающий взгляд ещё острее.

Талия затянута корсетом.

Дура умудрилась по три барана сжирать, будучи в её теле!

Она может и вышла из толстухи, но толстуха вот из неё никуда не делась!

Таких ничтожных убивать надо…

Изида закатывает глаза, думая об этом.

— Что молчишь, козёл?! Как мне теперь его