Гордая. (Не)пара для волка - Кира Райт

И тут из машины показывается Атаман. Почему не уехал? От его озлобленного на весь мир взгляда становится не по себе… Наверное, отец всё узнал и заставил его остаться… Как он это сделал?

Мне страшно… Голова кружится… Но я терплю. Жду.

Хотя моя семья уже метает гневные взгляды. Отец несколько раз окликнул. Ещё немного, он подойдёт и потащит меня за волосы к машине. Эмир тоже не понимает, почему я не ухожу. Но мне нужно ещё немного времени. Немного.

И вот слышится шум колёс. А из появившихся машин выходят несколько членов совета с обеих сторон. Найти их контакты стоило мне всех моих «связей» дочери альфы. Пришлось врать, что у меня возник вопрос по договору относительно себя, чтобы выведать. Ну вот. Теперь отец не сможет сказать, что забрал меня избитую или отравленную. Где вообще гарантия, что в машине по дороге домой он не заставит меня выпить яд и не обвинит потом Эмира? Ведь именно так планировал поступить совсем недавно.

Когда волки встают поодаль, ловлю непонимающий взгляд мужа… наверное, уже бывшего… Он не подумал о том, как следует поступить верно. Я подумала за него. Хорошо, что заранее, сейчас уже не очень соображала.

Теперь можно идти. Но впереди лестница…

Набираю в грудь воздуха. Побольше. Делаю шаг. Потом второй. Стараюсь не думать про волчицу, чтобы не реветь. Стараюсь не чувствовать боли, чтобы не кричать. Со стороны выглядит, что я просто расстроена. Надеюсь…

Когда ставлю ногу на первую ступеньку, Эмир словно чувствует что-то и подаётся ко мне. Как раз вовремя. Потому что нога подворачивается. И я заваливаюсь на него, а не на ступени. Можно подумать, что я просто оступилась. Ведь можно?

Помимо воли мои пальцы стискивают до синевы кожи ткань его рубашки. Не желают отпускать. Он так и не переоделся. Мне хочется разрыдаться. Рассказать ему, что её больше нет. Чтобы он гладил меня по голове, чтобы утешал… Он же знает, каково это терять кого-то очень близкого… А я потеряла сначала маму, теперь – волчицу… У меня больше никого нет…

Эмир переводит взгляд на мои пальцы. И в его глазах мелькает что-то… сомнение? Его руки на моей талии сжимаются тоже. Он не отдаст меня? Он скажет сейчас, что передумал? Оставит меня себе? Плевать на договор. На отца… На всё. Он поможет мне? Он меня успокоит? Он станет моим обезболивающим?

– ЕВА! – повышает голос отец, и с меня морок спадает.

Это же Эмир… Мой Эмир не станет этого делать. Мысленно улыбаюсь своим глупым мечтам. И подтверждая мою правоту, он меня отпускает. Усилиями всей своей силы воли я разжимаю пальцы и… веду ладонями по его груди. Глажу. Из-за того, что я стою близко, другие этого не видят. Но мне так хочется в последний раз… коснуться… вдохнуть его запах… запомнить…

Эмир же смотрит на мои губы, будто хочет поцеловать, а потом… едва удерживается, чтобы не скривиться. Наверное, ему неприятно, что я рядом после вчерашнего… Хотя это он швырял меня и пытался взять (или взял, я не знаю) силой. А я тут к нему прижимаюсь… Совсем стыд потеряла. И я отступаю.

Чуть приподнимаю подбородок. Хочу, чтобы он меня запомнил такой. А не униженной, больной, слабой и безвольной. Хотя… зачем ему вообще меня помнить? Наверное, забудет, как только сяду в машину.

– Мне почти понравилось быть твоей женой, – признаюсь тихо.

И больше не могу говорить. Нервы на пределе. Впереди пять ступеней. И метров сто до машины… Примерно столько же шагов. Нет, больше. Потому что шагаю медленно и мелко.

Безразлично ловлю ненавидящий взгляд отца. Он прекрасно понимает, что со мной. Знает, что было бы, останься я здесь ещё на неделю хотя бы. Или меньше. И понимает, что проиграл. Из-за меня. Члены совета видели вчера, что соглашение нарушено нами. Мной. А сегодня он забирает меня невредимой, значит, серые волки не наказали меня. Не отравили, не избили, не сделали всего того, в чём он хотел их обвинить. Потому договор продолжает действовать. Только теперь мой папа не получит по нему ничего. У него остались только обязательства.

Конечно, он найдёт способ нарушить его. Не сразу. Но найдёт. Я уверена. Но по крайней мере не будет иметь право требовать голову Эмира. Не вызовет на нечестный бой Эмина. Они останутся живы.

Как же хорошо, что Эмина тут сегодня нет. Смотреть ему в глаза после вчерашнего я бы не смогла. Стыдно.

Когда спотыкаюсь возле автомобиля, мне помогает забраться внутрь Атаман… В его глазах снова непривычное сочувствие. Надо же. Мой брат исправляется? Но думать об этом нет сил.

Я оглядываюсь назад через стекло автомобиля. Но Эмир даже не смотрит. Он уже отвернулся. И я мысленно прошу его посмотреть на меня в последний раз. Увидеть бы его взгляд хотя бы… Но он просто стоит спиной. Тогда и я закрываю глаза.

Когда мы отъезжаем, я знаю, что дома отец будет рвать и метать. Может даже ударит меня впервые. Или скажет сделать это старшему брату. Он может. Ему точно всё равно. Но пока под мерный шум колёс, вновь теряю сознание или засыпаю… И мне опять снится, что меня в подвенечном белом платье кружит Эмир. И смеётся, смеётся, смеётся…

– Ну что, спасла своего серого волка? – слышу над ухом мужской голос.

Разлепляю кажется отёкшие веки. И вижу Атамана. Не узнала сразу, в голове-то шумит ещё. Смотрю на него непонимающе.

– И как? Стоило оно того? – вопрошает брат.

Киваю.

– Всерьёз думаешь, что он это оценит?

– А разве обязательно, чтобы он оценил? – хмурюсь, потому что мне немного лучше. Наверное вкололи что-то. Надо же… какая доброта.

– Если не оценит, то ради чего? – искренне удивляется брат.

– Ради него… И ради себя, чтобы знать, что со своей стороны сделала всё возможное, пока могла, – и тут же замолкаю, понимая, что только что созналась в своих чувствах к врагу. Если отец услышит или брат ему расскажет, то меня точно будут бить.

Но Атаман качает головой.

– Мы все уже всё поняли, Ева. Надо быть слепым идиотом, чтобы не заметить. Когда отец сообразил, придушить тебя хотел. И какой же мудак твой волк, – ой, а сам-то прям не мудак, святой брат Атаман, – если замечал, но всё равно тебя отдал. Хотя… после того, что ты вчера устроила… – на его губы вдруг наползает улыбка. – Видела бы ты лицо отца. Хотя