Развод. Бумерангом по самые я... - Каролина Шевцова

И замираю. Прокатываю эти слова по рту, пробую их на вкус, и морщусь, как от слишком горячего чая.

Екатеринбург.

Вернуться в город, из которого я однажды еле сбежала. Потому что не смогла, потому что не получилось. Там меня ждало… что? Все чужое. Улицы, люди, квартира, куда планирует меня привезти Яшин. Поехать за ним, но оставить здесь все самое ценное – Тимофея, девочек, школу, Графа…

- Кариш, мне очень нужно вернуться, у меня там неоконченные дела, - выдыхает он мне в висок.

Моя рука на секунду застывает.

- Почему твои дела важнее моих?

- Не важнее. Но решить их удаленно я не могу.

Влад поворачивает меня к себе, смотрит в глаза.

- Тогда решай, а я подожду тебя тут, - шепчу ему в губы.

- И снова тебя отпустить? Извини, Кариша, я уже сделал эту ошибку и теперь я тебя даже под туалетом караулить буду.

Он смеется, но в его глазах - никакого веселья. Только решимость.

Потом его губы находят мои, и этот поцелуй больше похож на обещание. На клятву.

- Это ненадолго, - шепчет он, продолжая меня ласкать. - Максимум девять месяцев. С сентября по май. И то, будем улетать в отпуск.

- Ты даже отпуск распланировал? - отстраняюсь я.

- А то, - он улыбается. - Недельку в ноябре, на Новый год и в конце марта.

- Прям как школьные каникулы.

- Угу,- Влад отводит глаза, - видишь, и мне удобно, и тебе привычно.

Он укладывает меня на кровать, и его руки говорят мне то, что нельзя сказать словами. Признаются, умоляют, любят. Он здесь, он со мной. Каждым прикосновением, каждым стоном, каждым взглядом.

И чертова змея наконец отползает. Узлы на горле ослабевают, я снова могу дышать.

Этот узел можно развязать. По одной ниточке. По одному дню.

И, кажется, я готова попробовать.

Всего девять месяцев, восемь, если отнять отпуск. Неужели я не могу оставить все на какие-то восемь месяцев, чтобы быть рядом с любимым мужчиной?

Мы утопаем в этой нежности, долго лежим на мятой простыни, пока Граф не начинает скулить под дверью. Он ненавидит, когда мы с Владом оставляем его одного.

- Графа придется забрать с собой, - хриплю я чужим голосом.

- Это разумеется.

- А твоя модная хай-тэк квартира? Он же там все подерет и обоссыт.

- Все уже обоссано мною! Я очень эмоциональный мужчина, и слишком бурно отреагировал, когда мне позвонил твой Вокзал!

Смеюсь. Интересно, он всегда будет так глупо шутить, а главное всегда ли я буду хихикать над его шутками, будто мне снова пятнадцать? Это мило, и немного страшно.

С неохотой плетусь в душ, мне жалко смывать с себя его запах.

Влад шлепает меня по попе, когда я выхожу в спальню, и тотчас скрывается за дверью ванной. Я ложусь в кровать, жду, когда он вернется, чтобы обнять его и заснуть под его дыхание.

И вдруг - яркий свет.

Телефон, забытый на тумбочке, загорается белым.

Я никогда не проверяла чужие телефоны. Всегда считала это низким, недостойным.

Но эта проклятая змея...

Она поднимает голову, и теперь в ее вертикальных зрачках уже не тоска - триумф. Ее раздвоенный язык шепчет: "Я жжже предупрежжждала..."

Сердце колотится так, что, кажется, вырвется из груди. В голове - туман. Я знаю, что этот звонок не просто так. Что ему не звонят, ни спамеры, не представители банков, ни прочая ерунда. Сейчас ночь, и если кто-то решает набрать так поздно, это может значить только одно – случилось действительно важное.

Я протягиваю руку, пытаюсь найти телефон на ощупь, потому что перед глазами все расплывается в белесой дымке.

Концентрируюсь. Пытаюсь прочитать имя той, что звонит так долго и так отчаянно. Не сразу узнаю буквы, они расползаются, чтобы потом собираться в два коротких слова:

"Моя птичка".

Я успеваю одеться и наскоро запихнуть в сумку самое необходимое. Время тянется мучительно медленно или это я действую слишком быстро? На рефлексах, запрещая себе думать, плакать и дышать.

Все уже случилось, Карина. Самое плохое позади, остается только пережить это.

И я переживаю. Закусываю щеку изнутри, пока во рту не образуется солоноватый привкус, и продолжаю паковать вещи для побега.

Когда раздался щелчок дверного замка, я уже почти спокойна. Или просто убедила себя в этом.

- Кариш, - Влад замирает на пороге и с тревогой смотрит на меня, - ты почему одета? Мы куда-то едем?

- Мы – нет.

- Ага. – Яшин садится на кровать и растерянно оглядывает бедлам в комнате. Одежда, которая недавно стопкой лежала на кресле, теперь валяется на полу, - тогда значит, куда-то еду я. Или даже переезжаю?

Отворачиваюсь. Не могу смотреть на него – потому что прямо сейчас я его ненавижу. Белой, жгучей, живой ненавистью.

Когда меня предал Казанский – я чуть не сдохла. Когда это сделал Влад – пожалела, что не сдохла тогда. Потому что эта боль оказалась в тысячу раз сильнее прошлой.

- Кариша…

Голос у него глухой, как из другого измерения.

- Не называй меня так.

- Почему нет?

- Просто не называй.

Он вскакивает, глаза темнеют.

- Хорошо, - закидывает руку за голову, - хотя нет, не хорошо! Что произошло за эти десять минут, пока меня не было? Что-то с девочками? С Тимофеем?

Складываю губы в презрительную улыбку и киваю в сторону телефона, брошенного среди простыней:

- Тебе звонила твоя птичка. Очень удивилась, когда я взяла трубку. Просила, чтобы ты ее набрал.

Наверное, я дура. Потому что даже сейчас еще жду чего-то. Что Влад засмеется, что расскажет мне, как он переименовал в телефонной книге свою секретаршу, по фамилии Скворцова и вот она пытается связаться с ним по какому-то важному делу. Я жду этого как ребенок ждет чуда – отчаянно, без каких либо шансов, что оно случится, но с верой в то, что все в итоге будет хорошо.

Не будет. На мне чудеса закончились, подковы не работают, счастливые монетки перестают приносить удачу, а все кошки вокруг вдруг