Злодей и фанатка - Фэя Моран

– А ты что-то будешь, сынок? – тогда переключился Пузатый дядя на Кошмарика.

Тот махнул головой:

– Ничего. Я тоже не голоден.

Это же явно была ложь! Он ничего не поел утром. Выпил только пиво. Разве так можно? Это неполезно для здоровья.

– Хорошо. Тогда посидите тут. Может, я попрошу кого-нибудь заменить меня в баре и отвезу вас домой.

– Мы никуда не спешим, – улыбнулась я. – Так что занимайтесь своей работой, не думая о нас.

Хавьер кивнул, бросив на Кошмарика ещё один оценивающий взгляд, и скрылся за дверью. Мы остались одни в тишине кладовки, нарушаемой лишь тихим гудением мини-холодильника в углу, который я заметила только сейчас, голосами посетителей за стеной и далёкими звуками улицы.

– А ты знаешь, что завтрак – самая важная трапеза? – спросила я, сложив руки перед собой на столе. – Ты вообще что-то ешь? Может, ты Эдвард Каллен и питаешься только кровью животных, которых отлавливаешь в лесу?

Кошмарик подошёл и сел на второй стул, разводя ноги в стороны, а одну руку закинув на спинку стула за спиной. В такой вальяжной мужской позе. Мне очень захотелось сесть к нему на колени.

Или не на колени.

Молчание продлилось на несколько минут, и я начала скучать по собственной привычной бесконечной болтовне.

– А что ты будешь делать дальше? – поинтересовалась я.

– В каком плане? – спросил он, наконец обратив на меня внимание.

– Ну, ты работал на семью Скальоне, а теперь… чем ты будешь заниматься?

– Похищение людей – не единственное, чем мне пришлось зарабатывать.

– О… Правда? А где ты ещё работаешь?

– В автосервисе на Лонг-Айленд-Сити. Работаю с машинами. Чиню, тюнингую – всё, что связано с моторами и колёсами.

Я представила Кошмарика в одном замасленном комбинезоне на голое тело, склонившегося над капотом машины, то, как его плечи блестят от пота, бицепсы напряжены… Ох, какие интересные фантазии.

– Ты так хорошо разбираешься в машинах? – спросила я с любопытством, чтобы отвлечь собственный мозг.

– Достаточно, чтобы заработать на жизнь.

– А у Сирши есть муж? Или парень?

Тут взгляд парня резко изменился.

– Не многовато ли вопросов, Чокнутая?

– Ну, учитывая, что мы тут просидим очень-очень долго, можно было бы поболтать и узнать друг друга получше.

Он взглянул на мои ноги, словно о чём-то вспомнив, и я решила, что дело в шрамах, которые он видел. Они будто каким-то образом заинтересовали его. Даже если Кошмарик не говорил ничего подобного, его глаза говорили за него.

– Как ты их получила? – спросил он. В тишине его голос ещё больше будоражил.

– Ты про шрамы? – переспросила я, невольно касаясь живота, на котором было больше всего белесых полос.

Кошмарик кивнул.

– Я росла в групповом доме. А воспитатели оттуда не очень любили детей, но любили их наказывать. Вот и результат.

– И ты так легко говоришь об этом?

Его вопрос поставил меня в тупик.

Я никогда не задумывалась о том, как я говорю о своём прошлом. Мне всегда казалось, я просто констатирую факт. Словно рассказываю о цвете глаз или длине волос. Но внутри… Когда Кошмарик так открыто указал на эту проблему, внутри вдруг неожиданно всё сжалось от болезненного спазма. Улыбка, которую я сама не замечала, исчезла. На её месте появилось что-то горькое, похожее на усмешку.

– А как мне ещё об этом говорить? – Я стянула маску с лица, и ткань осталась висеть на шее. – Прошлое не изменить. Эти шрамы – часть меня. Как и… – я запнулась, не зная, как закончить фразу.

Как и та девочка, которой я когда-то была.

Взгляд Кошмарика стал пристальнее. В его глазах мелькнуло что-то непонятное. Сочувствие? Понимание? Трудно было сказать, потому что это было нечто непривычное. Не грубое и не холодное.

– Я бы никогда не подумал, что тебе когда-то приходилось переживать нечто подобное, – признался Кошмарик. – И твоё поведение – это лишь твой защитный механизм. Как мой – скрывать свою личность.

– Это из-за твоих родителей? – осмелилась спросить я.

Мне показалось, когда речь зашла о прошлом и шрамах, подошло время разузнать что-то новенькое друг о друге. Кошмарик выглядел так, будто не был этого против. В конце концов, он заговорил о том, что скрывает свою личность. И в очередной раз я лишь сильнее убедилась в том, что лицо и имя он скрывает не из-за своей криминальной деятельности, а по каким-то личным причинам.

Мне так хотелось узнать, что это за причины.

– Отчасти, да, – признался Кошмарик. Он помолчал несколько секунд, и я подумала, что продолжения не услышу, пока парень не заговорил снова: – Я говорил тебе, что не убиваю людей… Это было правдой лишь частично. Однажды мне пришлось это сделать.

Я ожидала чего угодно, но только не этого. Брови сами собой направились вверх ко лбу. Я еле слышно хмыкнула. Хотелось добавить что-то вроде: «Мне жаль», но я прикусила язык, решив, что он не хочет слышать ничего подобного. Кошмарик не выглядит как человек, которому нужна жалость со стороны.

Я решила, что он говорит о родителях. Ему пришлось их… убить? Интересно, что послужило спусковым крючком?

Продолжив хранить молчание, я ожидала только одного – чтобы он сам завершил мысль. И он в самом деле продолжил:

– Мой отец погиб в автокатастрофе, когда я появился на свет. Спустя несколько лет мама вышла замуж снова. Его звали Бэзил Браудер. Мы с Сиршей считали его отцом. В начале он казался заботливым и внимательным, приносил домой подарки. – Кошмарик сжал кулаки так сильно, что побелели костяшки. – Но потом… потом он начал трогать её. Мою сестру. Сирша долго не хотела в этом признаваться, пока я не заподозрил что-то неладное. Она рассказала, что он говорил, что это их секрет, что так проявляют любовь… настоящие, блядь, мужчины. Мама не хотела ничего замечать. Она слишком сильно зависела от него. Она говорила, что Сирша всё выдумывает.

Он резко выдохнул, пытаясь справиться с эмоциями.

– Я пытался поговорить с ним, но он только смеялся мне в лицо. Говорил, что я ещё слишком мал, чтобы понимать, что такое любовь между мужчиной и женщиной, и велел мне… продолжать просто улыбаться, будто ничего не происходит. Говорил, блядь, что Сирша сама этого хочет. Он говорил, чтобы я не лез не в своё дело.

Голос Кошмарика в моменте сорвался. Он отвёл взгляд, сосредоточившись на какой-то точке на стене.

– Однажды ночью я услышал плач Сирши за стенкой. Я ворвался в её комнату и увидел их на кровати.