Обольщение - Лера Виннер

Мой отчаянный, полный ужаса и неверия визг и четыре мёртвые овцы у моих ног.

Глухое ликование где-то под солнечным сплетением, пока ещё сдержанное, но безошибочно считываемое самодовольство той силы, что стремилась показать мне себя.

Страх, стыд и выкручивающая руки боль.

Далёкие, бессмысленные мысли о том, что люди там, за окном, больше не имеют ко мне никакого отношения, потому что больше я не одна из них. Прокля́тый изгой, ведьма из сказки, которой суждено наводить на деревню страх — любой другой урод, но не молодая женщина, у которой совсем недавно так много всего было впереди.

Жидкий чёрный туман и равнодушный голос, который я не смогла бы описать, но способна была узнать из тысячи.

Чёрный экипаж и мёртвые кони, чьи копыта не касаются земли.

Я бегу от него во сне.

Бегу наяву.

Злорадство и ликование. Мои не дрожавшие руки. Та ночь, когда я наводила порчу на детей.

Слова, пришедшие из ниоткуда и ушедшие в никуда, восхитительное, пьянящее и такое заманчивое спокойствие человека, порождённое уверенностью. Я позволила силе вести себя, и она всё сделала. Не просто направила меня, приголубила, как уставшее и замёрзшее животное, пообещала, что никогда впредь я не буду одна и сама по себе.

Удовольствие, с которым она шипела на Эрвана, убеждая его в том, что я могу превратить его жизнь в ничто.

Обжигающая ледяная ненависть, с которой она бросилась бы на Монтейна. Если бы могла.

Все они, — крестьяне, Эрван, ублюдки у озера и те несчастные овцы, — были лишь инструментами, ничего не значащими мелочами. Но он…

Впервые я поняла и почувствовала это.

Когда барон вошёл в меня, он стал для неё врагом.

Представься ей возможность, она разорвала бы его в клочья и сча́стливо умылась его кровью.

Я содрогнулась, внезапно увидев и другое. То, как развернулся чёрный экипаж.

Он не растаял в тумане, не рассы́пался пылью на лесной дороге, не растворился в ночи.

Вынужденный отпустить меня, Чёрный человек намеревался пойти за Монтейном. Свершить ту страшную справедливость, которой требовала корчащаяся во мне сила.

И он почти дошёл.

Днём — немного медленнее, чем в темноте. Лишь чуть-чуть осторожнее.

Они бы смог, обязательно смог, если бы Вильгельм не пересёк границу герцогства Керн.

В пылу бешеной скачки, боясь опоздать и не найти меня, он даже не заметил того, кто шёл за ним по пятам, и если бы не строгость, с которой братья охраняли свои владения…

Я судорожно вздохнула и открыла глаза.

Ресницы были мокрыми, а спина затекла, но я по-прежнему сидела в кресле в кабинете, а солнце уже клонилось к закату.

Сколько же часов прошло?..

Герцог Бруно подал мне стакан воды, и смазанно кивнув, я осушила его залпом.

От винного зелья не осталось и следа, но пальцы всё равно дрожали.

Керн забрал у меня стакан, чтобы я ненароком не порезалась, раздавив его, а после опустился на колени перед креслом, чтобы лучше видеть моё лицо.

— Ты не должна подпускать к нему Вильгельма. Понимаешь почему?

Под его светло-серыми глазами залегли глубокие тени, а лицо осунулось. Это не стало последствиями дороги и трудного дня, усталость герцога была иного порядка — всё, что я видела, всё, что я вспомнила… Он терпеливо посмотрел это вместе со мной.

Вот только для меня прошлое оказалось лишь картинкой, мне не пришлось переживать всё случившееся заново. Потому что за меня это сделал он.

Сцепив руки в замок, я быстро кивнула, и только потом заставила себя заговорить.

— Да. Теперь я знаю, что ему желают смерти. Хотя и не понимаю почему.

Бруно кивнул, словно подтверждая самому себе, что я очнулась окончательно.

— Хочешь ещё попить?

Я хотела, но всё равно отрицательно помотала головой. Жажда сейчас была слишком несущественна.

И тем не менее он встал, принёс мне ещё воды, но занял то же место у моих ног.

— То, что ты почувствовала, не совсем по правилам. Обычно люди зовут таких, как он, получают желаемую силу и платят. Так было с твоей роднёй. Но ты ему приглянулась. Твой характер. Твоя невинность. Он привык считать тебя своей. Поэтому до сих пор он только пугал, но ни разу не причинил тебе настоящий вред.

Герцог объяснял, а мне казалось, что я таращу на него глаза как полная дура.

— Это что… ревность⁈

Мой голос внезапно упал до шёпота, а Бруно рассеянно улыбнулся непонятно чему, и кивнул:

— Да. Так тоже бывает. Он считает, что Вильгельм взял то, что принадлежало ему, и, строго говоря, он прав. Поэтому он теперь не просто не сто́ящая внимания мелочь. Это дело чести.

— А вы — тот, кто осмелился нас укрывать, — я допила воду одним глотком, чтобы не смотреть ему в лицо.

Даже если герцог и готов был списать со счетов и забыть всё сказанное в гостиной, теперь дело принимало по-настоящему скверный оборот. Одно дело выступить посредником и договориться, и совсем другое — воевать.

Правильно расценив мой манёвр, Керн поднялся и не спеша прошёлся по кабинету.

Толстый ковёр глушил его шаги, а мне оставалось только думать о том, что его волосы чуть длиннее, чем у брата. А ещё о том, что в темноте их вполне можно было бы перепутать.

— Ни мне, ни Удо он не указ. И точно не тот, кого мы станем спрашивать, каких гостей нам принимать в своём доме.

Я подняла голову, чтобы лучше видеть его лицо, потому что в голосе герцога не было и намёка на страх. Скорее уж лёгкая досада оттого, что древняя и страшная нечисть смела отвлекать его и топтаться у его порога.

— Значит, вы всё-таки попробуете помочь?

— Я же пообещал. И, думаю, мы уже можем перейти на «ты», — Бруно сел во второе кресло, стоя́щее напротив, и прислонился затылком к высокой спинке. — Это действительно будет непросто, Мелания, но не невозможно. На нашу общую удачу вы с бароном не успели наделать глупостей, после которых он отказался бы от любых переговоров.

Я прикусила губу, пытаясь представить, о чём может идти речь, а потом всё-таки решилась задать прямой вопрос.

— Каких глупостей?

Герцог пожал плечами, продолжая разглядывать меня.

— Ты от него не забеременела.

Я вспыхнула быстрее, чем успела понять, а он просто продолжил:

— Даже если это входит в ваши планы, вам лучше воздержаться до тех пор, пока мы не закончим.

— Я не… — я начала и умолкла, не