Невинная помощница для альфы - Алиса Линд

— Нет, мистер Квин, — она говорит твердо, подходит и, встав за спиной, кладет руку мне на плечо. — Мое место рядом с Трэем. Я никуда не уйду.

От нее пахнет уверенностью. Меня практически возбуждает этот аромат. Ладони теплеют, во рту становится сухо, и я облизываю губы. Лючия бы никогда не позволила себе такое поведение!

— Да, Бартоломей, — встаю на ее сторону. — От Шоны у меня нет секретов. — Белый старикан пренебрежительно фыркает, а я обращаюсь к ней: — А наш вожак что-нибудь скрывает, а, Шона?

Она вглядывается в лицо главного альфы, щурит глаза. Изображает — внутренне усмехаюсь. Я уже видел, как она считывает мысли, ей не приходится морщить лоб и так старательно всматриваться в объект.

— Мистер Квин не сказал, что мистер Дрейк назначит в Калифорнию лояльного не тебе, а ему человека, — выговаривает она, сурово чеканя слова. — Этот человек будет сообщать о ситуации в штате. Мистер Квин тебе не доверяет, Трэй.

Бартоломей багровеет.

— Убери свою черную шавку, Трентон! — он поднимается с кресла и нависает над столом. — Что за балаган ты устроил?

Чувствую от Шоны запах негодования. Слова старика ее оскорбили. Меня, признаться, тоже. Решительно встаю. Смотрю на него с вызовом. Мы уже говорили об этом. Он знает, что для меня значит Шона. И все равно оскорбляет ее!

— Бартоломей, — в голосе прорывается рычание. — Шона станет моей парой. Это был последний раз, когда ты оскорбил ее!

— Иначе что? — выкрикивает Бартоломей.

Трэй

Чувство, что мне за шиворот вылили ведро ледяной воды. Отступаю от стола и, сверля Бартоломея взглядом, с расстановкой произношу.

— Бартоломей Квин, я вызываю тебя на дуэль.

В переговорной повисает молчание. Здоровенный белый волк, на чью власть я только что покусился, красный как рак тычет в меня пальцем.

— В случае моей победы, ты изгнан, щенок! — он направляется к двери, не своя с меня глаз. — Сразимся вечером.

— В моем поместье, — добавляю, с трудом скрывая злую насмешку. — В девять.

Бартоломей проходит мимо меня и молча кивком соглашается. Ну вот и порешили.

Поворачиваюсь к Шоне. Она выглядит бомбически соблазнительно и даже не благодаря красивому платью, от нее пахнет уверенностью и преданностью, а еще возбуждением. В мой адрес.

— Моя девочка, — произношу немного хриплым голосом и глажу ее по щеке костяшками пальцев.

Она чуть подается вперед и по-кошачьи гладится о руку. Внизу живота слегка тянет и разливается чувство приятной истомы. Что ж она творит? Охватывает настолько сильное желание, что я с трудом удерживаюсь от того, чтобы выгнать телохранителей и разложить ее прямо на этом столе. Повторяю себе свои же слова: «Потерпи. Не уйдет».

— Так что ты сделал с Лючией, Трэй? — Шона хитро заглядывает мне в глаза. Знает же ответ, но, видимо, хочет услышать.

— Вернул отправителю, — отвечаю с рокотливыми нотками и плотоядно улыбаюсь. Мне нравится, что Шона так ненавязчиво показывает ревность. — А тебя я никому не отдам.

— Спасибо, — шепчет она, обнимает меня и прижимается всем телом.

В груди нарастает распирающее ощущение гордости и собственной значимости. Со мной этой волчице можно не опасаться ничего. Никому в обиду не дам!

* * *

К вечеру после вкусного ужина в моем ресторане мы приезжаем в поместье. Даже странно не видеть Лючию у бара, но это приятно. Спокойно. Я за талию вывожу Шону из лифта, и из игровой доносится голос Бартоломея:

— Готов, Трентон? — он направляется ко мне в окружении личной охраны. — Надеюсь, ты не огорчишься. Без твоего ведома я собрал свидетелей твоего падения. И врача пригласил, чтобы было кому тебя подлатать.

Он кивает в сторону двора. Замечаю там с десяток белых волков.

— Твои заместители и их ближайшие помощники, — усмехается Бартоломей. — Кому-то из них придется занять твое место.

— Тебе бы и со своей стороны свидетелей пригласить, — парирую и едко скалюсь. — Иначе придется самолично благословить меня на управление всеми белыми волками США.

После обмена любезностями мы снова расходимся в разные стороны. Бартоломей в игровую зону, я к бару. До назначенного времени примерно полчаса. У меня на душе спокойствие и штиль. Наверное, во многом благодаря Шоне. Ради нее я готов сворачивать горы, крошить врагов пачками и побеждать, чтобы видеть ее восторженный взгляд и нежность в глазах. Она нереальная, просто магическая какая-то, никогда и ни ради кого я настолько не старался быть во всем лучшим.

Я отсылаю подошедшего официанта, наливаю себе виски, Шоне вина. Мы молча наслаждаемся своими напитками. Шона уверена во мне, наверное, даже больше, чем я сам. И ее умиротворение передается мне незримым образом. А может, она просто посылает мне свои мысли? Это не принципиально. Главное, я знаю, что она сделает все, чтобы остаться со мной. Этого достаточно.

К девяти мы с Бартоломеем выходим во двор. Тиг, Хейден, Аарон, Стэн и их заместители ожидают меня и с серьезным видом кивают, мол, беспокоятся. Чуть в стороне стоит Селен с помощником и медицинским боксом у ног. Бросаю вопросительный взгляд на Шону, и она шепчет мне на ухо, кто какие ставки сделал. Только Стэн ставит на Бартоломея, остальные уверены в моей победе.

Хорошо, что спросил. Стэна я разжалую. А остальных приближу. В столице мне понадобится стая побольше.

Я ни разу не участвовал и не видел дуэлей внутри клана. Во внешних всегда убивал противников, а здесь нужно лишь показать силу. Впрочем, надеюсь, я просто не смогу прикончить Бартоломея в силу душевной привязанности. Белые волки не убивают друг друга, если речь не о предателях.

Когда часы показывают девять вечера, мы с бартоломеем выходим в центр засаженного зеленой травой газона и синхронно принимаемся раздеваться. Это уже как негласный ритуал. Необязательно, но пригодно. Мои волки оживляются, затылком чувствую, что персонал дома тоже прильнул к окнам.

Бартоломей обращается медленно, тихо рыча от боли. Я делаю это третий раз за две недели, и это проходит почти без страданий. Обратившись, дожидаюсь, когда противник закончит обращение, и скалю пасть. Невольно засматриваюсь на Бартоломея. Могучий, громадный, в холке выше меня на пару дюймов (4 см — прим. автора), заметно крупнее. Снова ощущаю себя юнцом, которого он когда-то взял под крыло. Сколько спаррингов было между нами — не сосчитать. И он всегда выходил победителем, хотя тогда мы не сражались за право сильного. Сейчас все иначе. И я другой. Подросший, заматеревший, кровожадный.

Бартоломей первым начинает маневр. Обходит меня со стороны, чуть пригибая голову к земле, отчего торчащие лопатки выпирают еще сильнее,