Фрейлина - Тамара Шатохина

Помолчав, остановился перед сыном, вставшим ему навстречу, положил руки ему на плечи и погладил по-отцовски.

— Кости́… ты вступил в возраст, когда в близости с женщиной настает необходимость — это неизбежно. Но я хочу, чтобы, как и меня в свое время, через пустые искушения тебя вела бы за собой путеводная звезда. Для меня этой звездой стала Шарлотта. Закрывая свои потребности, я всегда помнил о ней — чистой и недосягаемой. Эти два года помолвки стали для меня сладкой пыткой тоски по ней, невзирая на доступность пустых и неважных связей… К чему весь этот разговор, спросишь ты? Мне стало известно твое увлечение фрейлиной сестры, и я надеюсь, что оно пока еще невинно… — вопросительно взглянул он на Константина.

Тот ответил вызывающим взглядом. Но почти сразу смутился и кивнул, отворачиваясь.

— Но тем и опасно, — с пониманием кивнул в ответ отец, — Таисия Шонурова не может быть путеводной звездой, сколь бы ни был притягателен для тебя ее образ. На нас, как на правящей семье, лежат обязательства, сын. Случись что с Александром, — перекрестился на иконы император, — и ты станешь первым в престолонаследии. Но, имея в женах неравную себе, в будущем лишишь своих сыновей этого права. Хорошо подумай над этим. Женщин в твоей жизни может быть много, но только одну допустимо иметь в сердце и только это станет залогом счастливого брака. Я хотел бы для тебя незамутненного семейного счастья, подобного моему. Возможно, уже скоро ты найдешь его, а пока держи себя в руках. Твоя впечатлительность может оказать дурную услугу, сделав несчастным на всю жизнь — я никогда не позволю взять в жены неравную, а иной связью ты запятнаешь девицу. Прояви к ней милосердие, а к своим действиям — разумность. Это все. Иди и подумай…

Встав на рейде и дождавшись рапорта шкипера о благополучной постановке на якорь, Константин ушел в капитанскую каюту — собирался поспать хотя бы несколько часов, оставшихся до побудки, но сон все не шел…

Гадать как стал известен его интерес к Таис, не стоило — с самого начала он его не прятал, полагая, что тот и правда носит невинный характер. Возможно, просто являясь любопытством.

Первый тревожный звоночек случился на свадебном балу и не во время вальса, а еще до него.

Вместо того, чтобы бездумно веселиться, он постоянно и нечаянно отслеживал ее взглядом. Было любопытно, тянуло смотреть — такая непонятная непривычная потребность. Ее попытки уйти от танцев выглядели забавно, отказы кавалерам странно радовали — он улыбался ее маленьким победам за право стоять у стены.

Нежелание девушки танцевать принял, как очередную загадку, связанную с ней. Бояться она не могла — танцевала превосходно. Он помнил ее в кадрили еще со Смольного. Значит, что-то иное…

Приглашать Таис на вальс Константин не готовился, вышло как-то само, вдруг. Без решения и намеренья — ноги сами понесли. Последний танец этого бала… последний шанс быть ближе к ней — понял уже в пути.

А дальше он обнял девичий стан, велел ей глядеть в глаза… И строптивая Таис подчинилась — о чудо! Принимая это с юмором и удовольствием, он вальсировал, как никогда в жизни — летел по паркету, не чуя ног и глядя в темно-серые глаза напротив. Видел в них полное доверие к себе и такое же удовольствие… смешинки в умных глазах. Ее улыбка, чуть склоненная к левому плечу головка…

Но окончательно все решила ревность. Жгучее, страстное чувство соперничества, желание настоящей битвы за своё — вот что он чувствовал, слушая тихие уверенные слова Сергея Загорянского:

— Я влюблен в нее всем сердцем — безусловно. И бесконечно несчастлив этим, Костя… Что я могу предложить ей, скажи? Комнаты, которые снимаю у бабки на окраине Николаева, потому что там дешевле? Я ведь даже тут… обращался в министерство с ходатайством, чтобы выплатили наконец дровяные и угольные — существую на копейки. Знаешь что… — усмехнулся он, — тринадцать форм одежды: для несения дежурств, вахты, представления начальству, для смотров, посещения всякого рода церемоний, балов, театров… Это весьма большая проблема, особенно для младших офицеров — не находишь? На пошив уходит большая часть жалования, просить же у родных не считаю возможным — имение всего в шестьдесят душ… Станешь командующим — уж сделай с этим что-нибудь? — невесело смеялся друг.

— Сделаю, — обещал он, смиряя бурю в груди, потому что дальше Сергей представил ему игру, из-за которой даже не прилег этой ночью.

— В словах Таис есть резон, Костя, и большой. Кому, как не мне — черноморцу, знать наши слабости там? Мы категорически не готовы к любым поползновениям в сторону Крыма, а уж если так, как считает возможным она… Я! Я — офицер, но даже в голову не пришло, что возможна высадка дальше по берегу и заход к Севастополю с суши армейскими силами. Что такой десант может быть многотысячным. Это сразу поражение, Костя! Это сразу же и поражение… хотя нет — не так сразу. Мы еще поборемся, конечно, сложим сотни, а может и тысячи голов. Но результатом все равно будет поражение.

— Ты слишком быстро поверил во все это — так не бывает, Сергей. Возможно, это влияние чувства.

— Да оно и началось, когда я поверил! И восхитился сразу. А всецело поверил, когда обдумывал правила игры. У нас везде слабости, прорехи во всем! Смотри сюда… — блестели его глаза.

— Вашескобродие… — постучался в дверь вестовой, — изволили прибыть господа офицеры с «Паллады». В очередь по вашему приглашению — на домашний обед.

— Проси, — велел Константин, — и накрывай.

— А вот и судьи! — вскинулся Сергей, — хоть и не черноморцы, но люди сведущие. Приветствую вас, господа! — щелкнул он каблуками, — позвольте представиться — лейтенант Черноморской флотилии Загорянский Сергей Фаддеевич.

— «Станислав с мечами»? — уважительно поинтересовались офицеры, представившись тоже и уже сидя за столом: — Не поделитесь опытом победы?

— В воздаяние решительности, самопожертвования и храбрости, как указано в наградном формуляре, — уточнил Константин, расправляя салфетку у себя на коленях и давая этим знак приступить к первой перемене блюд.

— Боевой опыт предстоит нам всем — так или иначе. Так стоит ли о нем? — усмехнулся с предвкушением Загорянский, — а вот новая игра, подобная