Караул! Яга сбежала! - Елена Артемова

Повисла тишина, которую долго никто не решался нарушить.

Наконец, Кощей произнес:

— Кажется, у нас что-то получилось…

— Гордей, — обратилась я к парню, — скажи, что ты помнишь?

Поскольку из двух заколдованных у нас остался лишь один, то и спрос с него.

На лице парня отображалась активная работа мыслей. Он хмурился, морщил лоб и даже потирал виски, будто сквозь толстую пелену пробивался к чему-то важному.

На лице Гордея боролись две эмоции: привычная тупая привязанность и новая, слабая, но живая искра недоумения.

— Помню... — начал он нерешительно. — Помню, как пил что-то... сладкое. У Миланьюшки. А потом... потом в голове стало светло и ярко, как в солнечный день в поле. И больше ничего не надо было, только смотреть на нее и слушать, что она скажет.

— Да фиг с ним, что ты помнишь! — не выдержала я, — что сердце твое? Что ты чувствуешь?!

Гордей вздрогнул, словно очнулся. Он прижал руку к груди, и на его лице отразилась настоящая, неприкрытая мука.

— Больно... — произнес Гордей, прислушиваясь к себе. — И там холодно. Я потерял что-то важное... — Он обернулся к темной воде, куда скрылась Дарья, и его лицо исказилось внезапным, острым пониманием. — Душа болит.

Он сделал шаг к озеру, протянув руку.

— Дарья... — это имя прозвучало на его устах не как воспоминание, а как стон. Как мольба.

— Твою ж…, — глухо выругался Водяной. — Прозрел. Поздно, парень, да не вовсе.

Милания фыркнула:

— Ну и прекрасно! Я свое дело сделала. До свиданьица. Надеюсь, не свидимся более.

Девица поднялась с травы, отряхнула сарафан и побрела в сторону деревни.

После короткого совещания, что делать, порешили так. Гордея одного оставлять нельзя. При каждом удобном случае он рвался в озеро. На вопрос «зачем», он замирал и не мог ответить, но стоило отвернуться, как он шагал на самое дно.

Этому парню явно понадобится нянька до тех пор, пока мы его не расколдуем окончательно. Лучше всего на эту роль подходил кузнец. К нему-то и повел Кощей Гордея.

А меня, усадив на Мрака, отправил в терем дожидаться.

Водяной же, пообещав разыскать русалку и присмотреть за ней, тоже нырнул поглубже.

Глава 41

Мрак бодро нес меня сквозь лесную чащу, к речке Смородине. Пока руки теребили шелковую гриву, мысли витали далеко отсюда. Как дела у домовых? Как у бабуленьки, все ли в порядке.

А не сделать ли мне крюк через избу? И своих проведаю, и блюдо прихвачу.

— Послушай, — шепнула я, склонившись к уху коня, — а давай сперва Феню с Микошей навестим?

Мрак фыркнул, выпустив из ноздрей две струйки пара, и послушно свернул левее. И уже минут через десять вывез меня к избушке на курьих ножках.

— Дом, милый дом, — улыбаясь странному чувству в душе, выдохнула я.

Конь остановился у крылечка, в ожидании пока наездник спустится на травку. Но всадник, то есть я, ни разу не слезавшая с коня самостоятельно, растерялась.

Неловко перекинула ногу, пытаясь скопировать плавное движение, которое не раз на моих глазах проделывал Кощей. Но вместо изящного соскока получилось нечто нелепое. Я съехала по скользкому боку коня, цепляясь руками за гриву, и в итоге шлепнулась на мягкую, прохладную траву пятой точкой.

— Уф! — вырвалось у меня непроизвольно.

Мрак повернул свою гордую голову и посмотрел на меня сверху вниз. В его больших, умных глазах я прочла удивление и снисхождение. Он фыркнул еще раз, на этот раз явно насмешливо.

— Только никому не рассказывай, — проворчала я, потирая ушибленное место и поднимаясь. — А то смеяться станут.

Отряхнув подол, я потрепала Мрака по шее — больше для успокоения собственной гордости, чем для его поощрения.

Ну упала и упала. Не разбилась же. А мне, между прочим, на него еще обратно карабкаться. Но это потом.

Сейчас мягкий свет в окошке от свечи говорит, что домовые не спят. А значит, нам есть что обсудить.

За углом в свете луны виднелся вспаханный огород. На этот раз Микоша и Феня справились на твердую пятерку. Осталось дождаться урожая.

Корова, привязанная к колышку под окном, меланхолично пережевывала траву, перед ее мордой блестела вода в корыте. Мое появление на ее позднем ужине никак не отразилось, Буренка мазнула по мне печальным взглядом и вновь задвигала челюстями, пережевывая свежую зелень, торчащую изо рта.

На верхней ступеньке крыльца обнаружилась пестрая курица, облюбовавшая себе гнездышко в шапке-ушанке. А рядом, свернувшись калачиком, дремал Баюн.

Покой и умиротворение.

Тишину нарушил скрип двери. На пороге, освещенный теплым светом из сеней, стояла Микоша, потирая заспанные глаза и кутаясь в цветастый платок. Увидев меня, она обрадовалась.

— Хозяйка! Ну как все прошло?

Из избы послышались торопливые шаги, и на пороге возник Феофан, неся впереди себя зажженную свечу. Его лицо расплылось в улыбке.

— Заждались уж тебя. — Принялся крутить головой Феня, его взгляд упал на Мрака. — Где Кощей?

Баюн, разбуженный гомоном, лениво открыл один глаз, оценил ситуацию и, мотнув хвостом, встал, выгнув спину в долгой-предолгой потягушке, подошел ко мне и терся о ногу.

— Наконец-то, — промурлыкал он ворчливо, — а то эти в дом не пускают. А я, между прочим, не с пустыми лапами, — пожаловался он, — подарок забрали и не пускают.

— Молока получил? — нахохлилась Микоша, и сама же ответила, — Получил. Чаго тебе надобно еще? Неча на печке бока отлеживать, там и без тебя места нет, — посматривая в сторону Феофана, пробурчала она.

И так стало тепло и уютно: ворчание домовых, урчание кота, я и правда вернулась домой. Ну вот как теперь буду без них? А они без меня?

Расчувствовавшись, я наклонилась и сгребла обалдевших Микошу и Феофана в объятия.

— Как же я вас люблю, друзья! — призналась открыто впервые. Неожиданно даже для самой себя. Чего уж говорить про домовых?

— А я? — фыркнул кот, замерев от неожиданности.

— И тебя! — Отпустив переглядывающихся домовых, почесала Баюна за ухом.

Первым от шока оправился Феофан, осторожно поинтересовавшись.

— Это значит, что ты… — произнести дальше он не решался, но мне и не нужно было, я и так поняла, что он имеет в виду.

— Никуда от вас теперь не