Никто, кроме тебя - Яна Дин

Дверь за ним захлопывается. Теперь взор падает на пустые упаковки лезвий и бритвы вокруг раковины, которые я откапала в его полках.

Он выкинул все.

Плечи устало опускаются. Толкаю дверь ванной, закрывая глаза на воспоминания несколько часами ранее. Обжигающая злость и ненавистная боль внутри. Тонкое лезвие и струйка крови после пореза. Взгляд тёмных и полных недоумения глаз. Его губы. Теплые и требовательные. Моя пощёчина и громкий крик.

Прохожу к ещё тёплой постели, снова оказываясь под одеялом. Даниэль открывает дверь, пропуская в темноту маленькую струйку света, а после и это исчезает.

В этот раз не закрываю глаза, смотря как он идёт к противоположной стороне кровати. Готова возразить, и отведать пару колкостей насчёт той самой Эмили.

Было ли что-то между ними?

Но Даниэль забирает подушку, и кидает её на диван. Устраивается, вытянув ноги на подлокотник, и подперев руками голову.

Закрываю глаза, пытаясь дышать равномерно. Мысли об этой хрен знает, что за Эмили, не дают покоя. Раздраженная ситуацией, с одного бока переворачиваюсь на другой.

– Ничего не было, – неожиданно подает голос Даниэля.

Веки теряют интерес ко сну. Раскрываю их, пытаюсь не двигаться, и показать, что сплю. Что это мне неважно. Но когда продолжение не следует, не могу терпеть.

– Ты не спал с ней? – «с ней» вышло совершенно тихо.

Я была слишком измотана, чтобы думать, как это прозвучит.

– Нет, – доноситься краткий ответ, и сердце пробивает удар, – Не смог, – теперь его очередь выдыхать. Прозвучало так отчаянно, будто Даниэль сам не мог все понять.

Он не спал с ней. Но что тогда?

– Мне все равно. – шепчу в темноту.

– Ты из-за этого порезала себя?

Порезала себя.

Даниэль никогда не пытается скрыть этот факт. Говорит напрямую. И это почему-то воспринимается мной легко. В подростковом возрасте, когда узнала Тина, она старалась избегать любого слова или разговора насчёт моей «болезни». Мама не знала. Хотя возможно Тина ей рассказала, и она не хотела с этим бороться вместе со мной, утапливая себя в депрессии. Я так и не узнала.

– Нет, – огрызаюсь, хмуря брови, – Много чести.

Слышу короткую усмешку, и сама улыбаюсь. Черт, ну почему?

– Ты ревнуешь, – продолжает Даниэль.

И это не было вопросом. Он утверждал.

– С какой стати? – бросаю раздраженно, – Я тебя ненавижу, Даниэль. Ты серьёзно думаешь, что это вызывает во мне ревность? Ты ушёл к другой, в конце концов, – лёгкие сжимаются от большого набора слов за раз, – Наш брак никогда не станет настоящим, поэтому ты можешь делать что захочешь и с кем захочешь, – очень надеюсь, что звучит не фальшиво.

– Три месяца, – говорит Даниэль, вызывая недоумение в выражение моего лица. Он продолжает, и я не успеваю спросить, – Три месяца, Андреа. Я отомщу Марко, и отпущу тебя.

Сердце делает два резких удара за раз, будто протестуя. Зараза.

– Ты в силах держать свое слово? – срывается тихий шепот.

Все еще не могу повернуться. Интересно, он смотрит на меня?

– При одном условии.

Дьявол ничего не делает просто так. Всегда. Во всем есть загвоздка. Две стороны одной монеты.

– Какое?

Вот он шанс на свободу. Если Даниэль сдержит слово, я буду свободна. Он избавит меня от отца. Избавит от мафии, и отпустит. Ведь отпустит?

– Узнаешь, – слышу нотки усмешки в его голосе, и одновременно некий отклик можно сказать боли? Черт, почему я слышу сожаления в его голосе?

Впрочем, Андреа, тебя не должно это волновать. Главное: ты будешь свободна.

Три месяца. Просто три месяца.

– Дай мне клятву, Даниэль, – нахожу силы сесть на кровати, и повернуться в его сторону.

Он сидел, уперевшись локтями в колена, и внимательно глядя в мою сторону.

Сегодня я раскрыла занавески комнаты, что всегда были закрыта. Блики луны падали сквозь оставшеюся белую тюль, освещая комнату холодным светом.

– Дай клятву, что отпустишь меня, если я выполню условие, – пальцы впиваются в простыни.

Что я делаю? А если условие будет невыполнимым?

Даниэль привстает, и обходит кровать. Не знаю откуда, я не смогла за этим углядеть, но в руках у него появляется маленький ключ. Он открывает им прикроватную тумбу со своей стороны, и достаёт кинжал, при виде которого у меня схватывают лёгкие.

– Передумал? Ты собираешься убить меня? – срывается усмешка с губ, отлично скрывающая скованный страх в груди.

Одна часть была уверена на сто процентов, что он не сможет сделать этого. Но другая, та, что помнила дуло пистолета перед собой, пыталась включить во мне инстинкт самосохранения.

Даниэль молчит. Он садится на край кровати, и медленно, совсем невесомо проходит пальцем по лезвию.

– Этот кинжал принадлежал моей покойной матери. Кинжал, который она воткнула в отца, когда тот изнасиловал ее. Кинжал, который был единственным оружием спасения, когда она убегала от своего мучителя. И кинжал, которым она защищала меня на протяжении своей жизни, – его взгляд, словно мертвый впивается в оружие, и моё дыхание перехватывает от откровения о его матери.

Лоренцо Конселло был настоящей тварью, и ничем не отличался от Марко.

Даниэль поднимает взгляд, и его глаза впиваются в мои. Сердце делает тихий удар, когда следующие слова наполняют пространство:

– В нашем клане, клятва дается на крови, и я хочу сделать это с помощью маминого кинжала. Это будет знаком того, что я сдержу данное обещание, если ты сдержишь свое.

Сглатываю, не в силах оторвать глаза. Кажется, я моргнула несколько раз, чтобы отогнать слезы. То, с какой скрытой болью в голосе говорил о своей матери Даниэль, заставляет встать кому в горле.

Слезы – слабость. Я не должна плакать. Так всегда говорил Марко. Знаю, это неправильно. Но тело словно против этого. Слезы стали моим персональным мучением.

Кинжал в руках Даниэля переворачивается, и проходит по внутренней поверхности его ладони, заставляя выступить алой жидкости на руке. Ни одна мускула на его лице не дрогнула. Физическая боль – это было то, чего он практически не чувствовал. А для меня единственное, что помогает утопить моральную боль внутри. И я всегда ее чувствую.

Нож оказывается у меня, и немедля ни секунды, кинжал проходит по коже.

Прикусываю губу, удерживая реакцию тела. Оставляю орудие на поверхности постели, и протягиваю руку Даниэлю. Наши пальцы сплетаются, как и кровь, медленно капающая на белые простыни, поменявшие только сегодня утром.

– Я хочу, чтобы ты пообещала помочь мне в мести Марко де Лазару, ты сможешь сделать это? – его взгляд словно впивается под мою кожу.