Ангел с разбитыми крыльями - Янина Логвин

— Ладно, Мари, — сдаюсь. — Возможно, так, и правда, будет лучше. Собирайся, солнышко, но я заберу тебя пораньше….

Адам

Я приезжаю на виллу «Лара» и сразу же иду к деду.

Он в кабинете не один. С ним Селеста и мужчина лет тридцати пяти — прямой и поджарый, такой же серый и неприметный, как его волосы и костюм. Однако глаза у незнакомца внимательные и, увидев меня, он о многом догадывается, хотя и прячет удивление под умелой маской сдержанного спокойствия.

Перед доном Марио на широком полированном столе лежит раскрытая папка и фотографии. Оба мужчины стоят, Селеста курит у окна, натянутая и собранная больше обычного, и то, что все на ногах, говорит о крайней степени их напряжения.

Когда я вхожу в кабинет, мы обмениваемся с незнакомцем сухими кивками, и седовласый хозяин дома говорит последнему без обиняков, и не думая раскидываться обещаниями:

— Карлос, это мой внук, сын Ремиджио и Лары. Настоящий Адам. Проговоришься о нем раньше времени — поставлю твою голову на свой стол вместо вазы с цветами. В остальном я тебе доверяю, парень. Ты меня ещё никогда не подводил.

— Будьте спокойны, Дон Марио, не подведу. Моя голова мне дорога. Карлос Леоне, — представляется гость, и мы коротко пожимаем друг другу руки.

— Адам Санторо.

— Карлос, расскажи моему внуку и покажи всё, что ты нашел в Неаполе по нашему запросу, — командует дед, и Леоне не заставляет себя ждать.

У раскрытой папки лежат подписанные конверты. Судя по всему, этот парень умеет не только добывать информацию, но и умело ее сортировать.

Он раскрывает один и раскладывает передо мной на столе карточки-досье на незнакомых мне людей, кроме одной фотографии… Хотя такую юную Еву я тоже не знаю.

— Дино Греко. Санто Греко. Эсти Соле. Ева Соле… Семья Греко-Соле, какой ее знали соседи. Жили в небогатом пригороде Неаполя, южный район старой застройки. Глава семьи — талантливый ювелир, которому не повезло иметь зависимого к запрещённым веществам сына-вора. По словам соседей, Дино Греко не раз обчищал семью до нитки и вгонял в долги. Из-за его долгов неизвестные искалечили Эсти Соле, мать Евы, сломав женщине ноги и позвоночник. Она так и осталась до смерти парализованной.

Дино и Ева — сводные брат и сестра. Нет прямых доказательств, но есть свидетель разговоров, который утверждает, что Дино был одним из группы парней, изнасиловавших Еву в шестнадцать лет. Вскоре после случившегося он был найден мертвым на рельсах в метро… Вот фото трупа из полицейской картотеки.

Карлос пододвигает новую партию фотографий, а у меня от напряжения исчезает дыхание.

— Второй из неподтвержденной группы насильников — Рокко Пертини. На момент смерти — двадцать семь лет. С четырнадцати лет состоял в банде Фальконе и считался лучшим другом Гвидо Фальконе. Жесток, дерзок, подавал надежды стать одним из лидеров клана. Избит до неузнаваемости и заколот ножом в одно время с Дино Греко — убийство осталось нераскрытым. В момент смерти ему выбили глаз и лишили гениталий, что наводит на мысль о правдивости слухов.

Третий — собственно, Гвидо Фальконе. Тогда он остался жив, но исчез из страны на целый год. Был ли кто-то ещё в этой группе — не известно. Но известно, что с этого времени Ева Соле бросила школу и вскоре стала любовницей Лоренцо Фальконе.

Вот фотографии самого Лоренцо, его бывшей жены Паломы и их детей. На карточках адрес проживания последних.

Несмотря на наличие семьи, старший из братьев Фальконе не скрывал своей связи с несовершеннолетней Евой Соле, снимал для неё дорогой особняк в Неаполе и долгое время держал охрану. Устанавливал за любовницей слежку. Я поговорил с одним из его бывших легавых, и он утверждает, что Лоренцо был помешан на девчонке задолго до их связи, ещё когда она жила с родителями. Преследовал и буквально требовал сообщать ему о каждом ее шаге…

Леоне продолжает рассказ подробностей из жизни Евы, а меня захлестывает сухая петля ненависти. Стягивает горло сильнее удавки, мешая дышать и заставляя сердце биться чаще.

Не могу поверить, что Соле была с Ренцо Фальконе. Что ее прошлое связано с подонком, которого однажды я поклялся убить. Но вспоминаю нашу первую встречу, страх и слезы в глазах Евы, когда я нашел их с дочерью документы… Когда позже она уверяла меня, что у нее нет денег заплатить за мое молчание, а значит есть тот, кто готов ее найти… И внезапно неизвестное обретает черты и смысл.

Я спрашиваю у сыщика то, что хочу знать:

— Она по своей воле была с ним?

Карлос смотрит на меня почти равнодушно — пряча огонь интереса глубоко в светло-серых глазах. Отвечает, как сборщик информации, которого обязали изложить голые факты:

— Нет. И этому есть немало свидетельств. У Евы Соле был ребенок, девочка. Сейчас ей, должно быть, лет семь…

— Я знаю.

— Ребенок жил с ее отчимом-инвалидом. Иногда появлялась Ева. Соседи не раз слышали, как Ренцо приезжал и крушил дом Греко. Избивал отчима и саму Еву, требуя ее покинуть дом и забыть дорогу к дочери. Этого нет в официальных данных, но мой источник подтвердил, что в интересующий нас период в полицию поступало несколько заявлений от Санты Греко и синьорины Соле. Однако клан Фальконе уже имел вес в Неаполе, и каждый раз ход делу не давали.

— Ребенок от Фальконе? — хмуро подает голос дед, и Карлос взглядывает на него.

— Дон Марио, я не готов ответить наверняка. Но если это важно…

— К чёрту! — сухо обрываю я. — Это не важно! Леоне, давайте дальше!

— Адам! — жестко поджимает рот Марио. — Ты рехнулся? Ты не можешь игнорировать факты! Что эта девчонка с тобой сделала?! Лишила ума?!

Он недоволен, и я понимаю, почему — слишком неожиданно и болезненно звучит правда и режет слух фамилия врага. Но у судьбы свой расклад, и я не собираюсь танцевать на этой теме.

— Ничего, что бы я не захотел сделать сам, — отвечаю, глядя на деда. — Девочку зовут Мария, и по словам ее матери — у нее нет отца. Ева несколько лет живет под вымышленным именем и прячет дочь под обликом мальчика, называя его Ма́рио. Ребенок напуган и боится мужчин. Сама Ева считает своим долгом защитить дочь от человека, которого называет Чудовищем и проклинает в снах. Ты правда, дед, считаешь, что отец — Фальконе?

— А что, если он, Адам? Это что-то меняет?

Об этом я прежде всего