Однажды ты станешь моей - Морган Бриджес

class="p1">Диджей переключает музыку, и ритм становится тяжелее и навязчивее. Парень перемещает руки ниже, а Калиста не останавливает его. Я стискиваю челюсти, когда вижу, как его пальцы исследуют территорию, которую я жестко охраняю от других. Даже от себя.

До этого момента.

Я направляюсь в их сторону, не успеваю обдумать свое решение, как ноги уже несут меня к Калисте. К черту его личность. Мне не важно, кто он такой. Особенно когда он прикасается к Калисте так, как я только мечтаю.

Толпа быстро расступается, как будто от меня исходит запах опасности. Я подхожу к этой парочке, не отрывая взгляда от женщины, которой я одержим.

– Можно поцеловать тебя, Калиста?

От вопроса этого незнакомца мои мышцы приходят в боевую готовность, но кровь вскипает, только когда Калиста кивает ему. Он обречен. В прошлый раз я убил ради Калисты, но в этот раз я сделаю это ради себя.

Она дарит ему поцелуй, как свою улыбку. Они принадлежат мне.

Я подхожу ближе, и наши глаза встречаются, голубой взгляд схлестывается с карим. В ее глазах вспыхивает удивление, даже вопрос или вызов. Видит ли она жестокость в моих глазах? Понимает ли она, какая ярость и какое запретное желание бьются внутри меня?

Парень наклоняется к ней, и у меня внутри что-то щелкает.

Во всем мире остаются лишь они вдвоем, и адский огонь вспыхивает во мне, неистовый жар застилает мне зрение. Через секунду я сдвигаюсь с места, подталкиваемый силой, которую не могу контролировать.

Я подхожу к ним как раз в тот момент, когда он почти прикоснулся к губам Калисты. Я грубо хватаю его за плечо и отдергиваю назад со всей силы, которую могу приложить. Шок на их лицах, возможно, и удовлетворил бы меня при других обстоятельствах, но сейчас я чувствую только пылающий собственнический гнев.

Калиста никогда не была моей в смысле любовницы, но в этот момент, столкнувшись с ними, я веду себя как разгневанный муж, защищающий свою жену. Нелогично думать в таком ключе о ком-то, кого даже ни разу не целовал. Но я все равно так делаю под руководством импульсов, которые не в силах обуздать.

Возле Калисты появляется Харпер, и ее присутствие лишь подливает масла в огонь, который я спустил с цепи. Я, словно ураган, разрушительная сила, которая вот-вот сметет все на своем пути с отчаянным остервенением.

– Что происходит? – Голос Харпер прорывается сквозь висящее напряжение, но я едва слышу ее. Все мое внимание на парне. Мой взгляд сверлит его глаза, бросая ему вызов, чтобы я мог ударить его.

– Какого хрена, мужик? – кричит он голосом, возбужденным от шока и ярости.

В ответ на его вопрос я перевожу взгляд на Калисту, и напряженность момента обостряет все мои чувства.

– Не хотите объяснить ему, мисс Грин? – Мой голос отчетливо слышен, несмотря на пульсирующую музыку, и он звучит неестественно спокойно на контрасте с водоворотом эмоций, который закручивается внутри меня.

Калиста качает головой, распахнув глаза, и ее взгляд говорит мне без слов все, что я хочу знать.

– Это тот брат, о котором ты говорила? – Надменный голос парня вмешивается в разговор. – Теперь я вижу, почему ты считаешь его властным придурком.

Я поднимаю бровь, глядя на Калисту, и она вздрагивает.

– Брат? – Повторяю я так, что это слово повисает в воздухе между нами. Я цокаю языком – этот звук больше отражает неизбежность наказания, чем гнев, и продолжаю: – Мисс Грин, я думал, вы выше лжи.

Когда я поворачиваюсь к парню, мой взгляд ожесточается.

– Если я ее брат, значит, то, что я хочу с ней сделать, переходит все границы кровосмесительства.

Харпер что-то шепчет на ухо Калисте, крепко держа ее за руку, отражая напряжение вокруг нас. Когда я тянусь, чтобы поправить запонку – чуть заметный признак моего намерения уничтожить этого человека, – Харпер с Калистой замирают.

– О черт, – бормочет Харпер, вторя чувствам, которые я с трудом сдерживаю. Я уже испытывал это, был готов драться, защищать, ведомый яростью, которой плевать на причины.

– Я тебя предупреждал, – говорю я негромким, но резким голосом, глядя на Калисту. Воспоминание о моих предыдущих угрозах повисает между нами как предостережение о серьезности моих намерений.

Страх, отразившийся в глазах Калисты, подталкивает ее к действиям. Она высвобождается из хватки Харпер и бросается между мной и незнакомцем, вытягивая руки в мольбе.

– Пожалуйста, – говорит она. – Не надо.

Я кладу запонку в виде змеи на ее раскрытую ладонь, рубиновый глаз зловеще сверкает в свете клубных ламп. Она зажимает ее в кулаке, делая шаг ко мне, ее отчаяние уже осязаемо.

– Ты такая красивая, когда просишь, – бормочу я, слова вырываются необдуманные и искренние. Я тянусь к другой запонке, каждое неторопливое действие подчеркивает мое намерение. Отдав ей вторую запонку, я начинаю закатывать рукав, показывая, что я уже не отступлю, я слишком далеко зашел.

В глазах Калисты вспыхивает паника, искрящийся страх, который, кажется, заряжает электричеством воздух между нами. Она хватает меня за рубашку, привстает на цыпочки, даже на каблуках едва дотягиваясь до моего лица.

А затем, совершенно ошарашив меня, целует.

Я не чувствую ничего, кроме ее губ, прижимающихся к моим, отчаянное опаляющее прикосновение, которое разжигает мои чувства. Все мое существо фокусируется на этом касании, этой нежданной капитуляции, которая ощущается не только как победа, но и как усугубление всех проблем, которые я пытаюсь взять под контроль.

Я всегда сохранял дистанцию, когда дело доходило до поцелуев, они слишком интимны и обнажают эмоции, которые я тщательно берегу от чужих взглядов. Но когда Калиста целует меня, все, что я сдерживал, обрушивается, словно поток воды, прорвавший плотину под давлением неутоленного желания. В этот заряженный электричеством момент стены, которые я выстроил вокруг себя, не просто дают трещину, они рушатся до основания. Поток чувств, которые я так долго подавлял, захлестывает меня с неистовой силой.

Ощущение ее губ на моих – словно первый настоящий вдох после долгих лет, которые я провел, задыхаясь. Оно приводит одновременно и в ужас, и в восторг. От каждого движения ее языка у меня во рту по всему телу расходятся электрические импульсы, пробуждая во мне то, что я прятал во тьме.

Интимность поцелуя, которой я всегда избегал, теперь ощущается как единственное правильное, что может быть. Это осознание открывает мне глаза на то, как безжалостно я морил себя голодом, не позволяя себе этой подлинной человеческой связи, как сильно я отказывал себе в теплоте близости.

Поцелуй Калисты становится глубже, и я инстинктивно притягиваю ее ближе к