Любовь моя, Анайя - Ксандер Миллер

class="p1">Зо описал ножом неровную дугу под дождем: сначала вверх, потом вниз. Сделал ложный выпад, замер, напал, отразил удар. С минуту он выглядел настоящим героем. Мужчина и мальчик представили себе, как одинокий воин бросает вызов землетрясению в его собственном логове в центре Земли, требуя возмездия за всех людей. Но затем Зо поскользнулся в своих изношенных шлепанцах. Потерял равновесие и рухнул на колени. Мачете звякнуло о мостовую. А дождь все лил и лил.

* * *

Венсан Леконт находился в своем офисе близ аэропорта до десяти вечера. Столько времени ему потребовалось, чтобы успокоить швейцарского уполномоченного, обеспокоенного обвинениями в коррупции.

— Я ему сочувствовал, очень. Совершенно искренне, — рассказывал Леконт Клоду, когда они наконец сели в машину и поехали домой. — От него хотят, чтобы он отчитался за каждый пенни. Мы с ним оба знаем, что подобный отчет лишь покажет, что масштабы коррупции куда серьезнее, чем представляется.

Клод доехал до круговой развязки в Табарре, к востоку от аэропорта, где сходятся авеню Туссен-Лувертюр, бульвар Пятнадцатого Октября и улица Флерио. Там машина угодила в пробку.

— Мы уже близко? — спросил Леконт.

— На полпути.

Затор сковал все три магистрали, включая улицу Флерио, куда они направлялись. Вереница машин исчезала за пеленой дождя. Клод обдумывал альтернативные маршруты до Бель-Эра, и тут перед ним на дорогу выскочил Зо, опьяневший от ти-во-во.

— Включи дальний свет. — велел Леконт. — И дворники.

Он. видимо, ожидал, что Зо смоет дождем, но через чистое стекло увидел его еще отчетливее. Парень с бутылкой в одной руке и мачете в другой напоминал марона[138], сбежавшего от революции в горах. Появившись, он почти тут же исчез, сопровождаемый толпой мальчишек, бросавших камни и плясавших в промокшей одежде. Леконт открыл дверцу и вышел под моросящий дождь, хотя Клод пытался его остановить.

Эта неприглядная кольцевая развязка, в разгар дня такая знойная и пустынная, к полуночи обретала карнавальный вид. Тут продолжали работать мальчишки, торговавшие солнцезащитными очками, сидели за прилавками с жареными лакомствами уличные повара. Длинный, как абордажная сабля, покрытый ржавчиной мачете блестел в свете фар, когда Зо поднимал его над головой.

Леконт добрался до края круговой проезжей части в тот момент, когда Зо должен был вот-вот исчезнуть среди беспорядочных лавчонок, и не раздумывая выкрикнул его имя. Рабочий замер на месте. Разрушенные хибарки поливал ледяной дождь. Когда Леконт позвал его во второй раз, Зо неуклюже развернулся, размахивая ножом и отхлебывая из бутылки. Спотыкаясь, хватаясь за машины, чтобы не упасть, проклиная водителей, он стал пробираться сквозь поток машин. Один раз упал и позвал Венса Ноэля. Мальчик оказался тут как тут.

— Mw la, brouetye[139]. Обопрись на плечо.

При его приближении люди бросались врассыпную, разворачивали велосипеды, убегали, толкая перед собой тачки. Все, кроме Венсана Леконта, который стоял неподвижно, пока они не остались вдвоем, он и Зо, одни на этом широком тротуаре, точно враги, явившиеся свести счеты.

Глаза Зо были желтушными, налитыми кровью. В волосах застряли травинки. Рубашка разорвана от подмышки до воротника. Но несмотря на отпечаток, наложенный месяцами дикой жизни, и синяки на лице, похожие на татуировки, Леконт узнал черты, навсегда врезавшиеся ему в память: непоколебимую осанку, гранитный лоб диктатора и огонь во взгляде, вызывавшие в памяти образ Макандаля[140], сгорающего на костре. Зо тяжело дышал, плечи его поднимались и опускались.

— Выпивка тебя убивает, — проговорил Леконт. — Ты едва стоишь на ногах.

Зо поднял бутылку и, держа ее в трех дюймах от рта так, чтобы было видно, осушил ее до последней горькой капли.

— Эту дрянь практически не дистиллируют, — сказал Леконт. — Кожа у тебя пожелтеет. Тебя будет тошнить каждое утро.

— У меня черная кожа, — возразил Зо. — А тошнит все время.

Какие-то колдовские чары вкупе с магнетической печалью Зо приковали Леконта к месту.

— Мой медицинский чемоданчик в машине, — сказал он. — Может, я тебя осмотрю?

— Думаете, ваши антибиотики сумеют меня вылечить?

— А что с тобой?

— Губа разбита, — ответил Зо. — Фингал под глазом. Паразиты. Синяк в том месте, до которого мне не дотянуться. — Он взмахнул мачете. — Я хочу пить, но пить нечего. Я голоден, но ни одним блюдом этого голода не утолить. — Он рассек клинком дождевую завесу. — Я сплю на земле, потому что не выношу, когда вокруг меня стены.

— Почему бы тебе не опустить нож? — предложил Леконт.

Зо уставился на свое оружие.

— В мачете нет ничего плохого.

— Это как пистолет в руках, — сказал Леконт. — Ничего хорошего от него не жди.

— Пистолеты просто убивают людей. Но manchèt[141]… — Зо поднял клинок и взмахнул им. — Этим ножом я могу срубить манго в горах и сделать из его ствола лодку. Я могу уплыть на этой лодке в Америку и заработать там миллион.

— И что ты будешь делать с такими деньжищами?

Зо устало поднялся на ноги и стоял, пошатываясь от рома, как боксер, уклоняющийся от воображаемых ударов.

— Сожгу их на карфурской свалке, — ответил он. И внезапно стряхнул с себя отсутствующий вид. Молодой рабочий в упор посмотрел на Леконта, и доктор тут же ощутил на себе его пристальный взгляд.

— Я пытался разлюбить ее, — пробормотал Зо. — Принимал всевозможные снадобья, пил разные зелья. Мне велели выпить настойку горькой китайской травы, и я выпил. Велели искупаться в реке после наступления темноты, и я искупался. Но это лишь удвоило мою любовь к ней. — Он посмотрел на Леконта так, словно искал сочувствия. — У меня была лихорадка. Я уставал, но был не в силах заснуть.

— Ты описываешь слабоумие или горячечный бред, — ответил Леконт. — Возможно, это брюшной тиф.

— Я болел малярией. И любовью, — возразил Зо. — Не так уж сильно они различаются. Ночная лихорадка. Пустота в желудке. Ощущение, будто из тебя зачем-то выкачали всю кровь.

Он что-то выкрикнул — это было не слово, а вопль истерзанного сердца. Он проклинал Озьяса и его бруэт, иностранных солдат и их никчемные правые хуки. Он развязал носовой платок, который носил на руке, и бросил его на тротуар, словно белый флаг капитулянта. А потом ушел, лавируя среди мотоциклов, огрызаясь на водителей, возвращаясь в свою привычную жизнь с ее жарой и разрухой.

Толпа разошлась. Больше смотреть было не на что. Уличные повара потушили костры, машины тронулись под дождем. Клод Жюст свернул на улицу Флерио, и тут они заметили Венса Ноэля, одиноко шагавшего в попутном направлении. Машина остановилась, и Леконт опустил стекло.

— Залезай, — сказал он. — Мы тебя подвезем.

Венс забрался на заднее сиденье и сел, прислонившись к дверце.

— Куда