Квартира №16 - Татьяна Ларина

смысл, ничего не интересовало, а Костя… Сначала мы просто были друзьями. Общались… Он был единственным, кому я призналась в том, что случилось, — я глубоко вдохнула, стараясь успокоиться. Говорить было тяжело, но если мы решили все обсудить, то нужно рассказать Денису правду обо всем. Дальше пусть сам делает выводы, какой я стала.

— И как он отнесся, узнав, что между нами было? — нахмурился мой возлюбленный собеседник.

— Костя знал мою версию… Конечно, на тебя злился. А еще жалел меня и даже не побрезговал пригласить погулять.

— С чего бы ему брезговать? Ты всегда была симпатичной, — улыбнулся Денис, и я испуганно распахнула глаза, понимая, что сболтнула лишнего. Мне совсем не хотелось рассказывать о том, в кого меня превратило его мнимое предательство.

— Когда ты ушел… когда, как я думала, ты ушел, мне было тяжело видеть свои волосы…

— Ты их остригла? — Денис дернулся так, словно мои слова хлыстом ударили по нему, но потом вдруг накрыл ладонью мою руку.

— Побрилась наголо, — он крепко сжал руку, но потом отпустил, успокаивающе поглаживая большим пальцем мое запястье. Я нервно усмехнулась. — Волосы к тому моменту, когда Костя вернулся в Москву, немного отросли, но симпатичной назвать меня было нельзя.

— Зато сейчас ты красавица. Когда увидел тебя на улице у своего ресторана, не мог глаз отвести. А ты словно почувствовала, посмотрела прямо на мое окно.

— Ты за нами наблюдал, — догадалась я. — Значит, не показалось.

— Не показалось.

Мы оба замолчали, и нам как раз принесли еду. Пока официант выставлял на стол тарелки, Денис внимательно рассматривал меня, а я, напротив, делала вид, что меня занимает интерьер ресторана. Здесь было довольно уютно — клетчатые скатерти, занавески на окнах из похожей ткани, какие-то декоративные склянки на деревянных искусственно состаренных шкафах. Людей в зале почти не было, только пожилая пара через два столика и девушка у окна. Она и привлекла мое внимание. Неестественно белые пышные волосы — скорее всего, парик, яркий макияж и очки в толстой оправе. Похоже на какой-то маскарад.

— Лисенок, я бы хотел вернуть долг, — заговорил Денис, вновь подчиняя себе все мои мысли.

— Какой долг? — растерялась я.

— Когда мы были вместе, ты призналась в своих чувствах, а я так и не ответил, — он улыбнулся и отвел взгляд в сторону, а потом снова взял мою руку, переплетя пальцы. Я понимала, что этот жест не несет в себе скрытого смысла, просто нам обоим было необходимо касаться друг друга, делить между собой тепло рук. Денис снова посмотрел на меня, а я с замиранием сердца, вернувшись душой в прошлое, ждала, что он скажет. — Лисенок, у меня тоже были к тебе чувства. Я не мог сказать, что люблю, потому что сам не до конца понимал, что чувствую. Но это было не просто увлечение, желание или влюбленность. В тебе было… да и сейчас есть что-то притягательное, не могу это объяснить…

— Если тебе тяжело говорить, то не надо. Я пойму, и ты не обязан. Мне достаточно и того, что у тебя ко мне что-то было… — начала я, но Власов так строго посмотрел, что я тут же замолчала.

— Мне было одиннадцать, когда в аварии погибли родители, и я попал в детдом. Было чертовски сложно. Домашний мальчик из хорошей семьи, еще вчера балованный любимый сын среди тех, кто никогда не знал родителей. Конечно, меня не принимали. Хорошего отношения к себе можно было добиться только кулаками, уважение — заработать, любовь — заслужить. Постепенно мне все это удалось, но я привык, что если мне симпатизируют, то за что-то. Даже ребята — Леха, Андрей, Лена… С ними я познакомился в летнем лагере, куда нас отправили по программе социальной адаптации — проживание вместе с детьми из полноценных семей. Так вот, даже с ними получилось сойтись не сразу. Только к концу смены мы подружились, и дальше продолжили общаться. С тобой все было по-другому.

Денис чуть крепче сжал мою руку, а потом перевернул ее ладошкой вверх и стал чертить по ней большим пальцем какие-то невидимые узоры. Было немного щекотно, но при этом безумно приятно. А потом вдруг он, перегнувшись через стол, поцеловал мою открытую ладонь.

— Алис, не знаю, что в тебе такое… не могу объяснить. Просто есть люди, от которых идет какое-то внутреннее тепло. Рядом с тобой я чувствовал себя так, как когда была жива мама. Ты так искренне меня любила… Сначала, когда только тебя увидел, то подумал, что ты просто забавная рыжая девчушка. Помнишь тот день, когда ты пришла ко мне домой и готовила ужин?

— Конечно…

— Вот тогда я это и почувствовал. Я был по-настоящему дома. А ведь ты любила меня не за что-то, а просто… без причины. Как мама любила.

Его слова были пропитаны такой болью, что я сама почувствовала всю горечь, что вкусил Денис. Но меня безумно смутило сравнение с его матерью, и, кажется, Власов это заметил.

— Не подумай, что я какой-то извращенец и испытывал что-то ненормальное к матери, или, наоборот, не воспринимал тебя как девушку. Тут другое. Просто рядом с тобой мне было так же хорошо, как когда у меня была семья. Я мог расслабиться и быть собой. Поэтому меня так к тебе тянуло. А потом, в гараже у Лехи, когда тебя переодели, разглядел привлекательную девушку. Понял, что хочу тебя.

— А я просто в тебя влюбилась. Безумно влюбилась…

— Знаю, Лисенок. Прости, что не рассказал о своих чувствах, когда ты призналась. Но тогда я не понимал их, а врать, что люблю, не хотел. Но все к этому шло, — улыбнулся он, но тут же нахмурился, — поэтому мне стало так мерзко, когда решил, что ты прогнулась под мамашу.

— Я бы никогда…

— Знаю, — перебил он. — Теперь знаю, и за это тоже хочу попросить прощения. Я был круглым дураком, что поверил, будто ты сознательно подписала ту бумажку. Но мне было девятнадцать, на меня давили со всех сторон, я не понимал, что происходит и на эмоциях накрутил себя еще больше. Вспомнил, как ты встречалась со своим Костей, потому что мать так хотела, и решил, что и в этот раз ты сдалась.

— Мне было очень плохо. Я пыталась тебя найти, но не знала, как. Даже поехала к владельцу твоей квартиры…

— Владельцу моей квартиры? — усмехнулся Денис, — Лисенок, моя это квартира. Я владелец.

— А как же…

— Это мой дядя. Родной брат мамы, меня в честь него назвали. Когда меня упрятали в тюрьму, он быстренько подсуетился и сдал