Хрупкий побег - Кэтрин Коулc

Меня затошнило еще сильнее, когда я вспомнила, как в пекарне внезапно заиграла громкая музыка прямо перед тем, как он вошел. Это был его способ сказать: я могу достать тебя где угодно. И всех, кто тебе дорог, тоже.

Я отперла велосипед и запрыгнула на сиденье. Засунула сумку в корзину — и сорвалась с места. Никогда в жизни я не ехала так быстро. Мышцы горели, легкие пылали. Но только когда ветер начал жалить лицо, я поняла, что плачу.

Он снова победил.

Я не могла остаться в Спэрроу-Фоллс. Не с Бренданом, витающим где-то поблизости, с его длинными, ядовитыми щупальцами, готовыми сомкнуться в любой момент. Не с мыслью, что он способен на худшее — когда угодно. Я не могла подвергать этому Саттон. Не после всего, через что она прошла, чтобы начать с чистого листа. И не могла втянуть в это Шепа. Потому что, если Брендан узнает, что у меня появился мужчина, он обрушит на него всё своё адское пламя.

Я должна была уехать. У меня не было выбора.

Стоило мне добраться до дома, я спрыгнула с велосипеда и бросилась к входной двери. Рука дрожала, пока я пыталась вставить ключ в замок. Мне понадобилось не меньше шести попыток, чтобы попасть в замочную скважину.

Я захлопнула за собой дверь и тут же повернула все замки. Лось издал сдавленное мяуканье, а котята откликнулись из гостиной. Нужно будет достать запасной телефон из тумбочки и написать Роудс, попросить ее забрать их. Но сейчас мне нужно было двигаться.

Я метнулась в спальню, подошла к шкафу и нащупала ту самую расшатанную доску в полу. Поддев ее, достала металлический ящик и ввела код. Как только он открылся, я начала засовывать все его содержимое в сумку: паспорт, деньги, документы.

Выпрямившись, я потянулась к верхней полке, туда, где лежал дорожный рюкзак. Пальцы сомкнулись на ручке, и тут слёзы хлынули сильнее. Я не хотела снова брать эту сумку. Никогда.

Этот рюкзак был моим единственным спутником, кроме Лося, в моем побеге из Лос-Анджелеса по всему Тихоокеанскому Северо-Западу. Пока я не нашла Спэрроу-Фоллс. Эти умиротворяющие горы. Воздух, что лечил душу. Я так старалась сделать это место своим домом.

И Брендан украл это тоже.

Я сдернула рюкзак и бросила его на кровать. Быстро подошла к комоду, выдвинула ящики и начала вытаскивать только самое необходимое — чтобы доехать туда, куда я направлялась. Теперь мне нужно было ехать дальше. Может, Восточное побережье? Канада?

Сердце сжалось в грудной клетке, словно сопротивляясь этой мысли. Потому что это означало быть далеко от единственного человека, с кем я не хотела расставаться. Слезы катились по щекам, падали с подбородка прямо на покрывало.

Я сжала в руках одежду и затолкала ее в рюкзак. Шеп не заслуживал того кошмара, что приближался. Он не заслуживал шепотков за спиной из-за того, что обнажённое тело его девушки кто-то видел на порносайтах. Не заслуживал, чтобы его банковские счета взломали, а бизнес разрушили слухами о некачественной работе или ещё каким кошмаром, который мог выдумать Брендан.

Он заслуживал гораздо большего. Он заслуживал все.

Я так увлеклась тем, что запихивала вещи в рюкзак, что не услышала шагов. Вообще ничего не услышала.

Пока в комнате не раздался глубокий голос, расколовший тишину:

— Какого хрена ты делаешь?

45

Шеп

Тея резко обернулась на мой голос, волосы разлетелись во все стороны. Выражение ее лица резануло по живому. Покрасневшие глаза, мокрые дорожки от слёз на щеках, бледная кожа. Но больше всего — паника. Настоящий ужас.

Она яростно замотала головой, сжимая в руках футболку:

— Я должна уйти.

Боль пронзила грудь, жгучая и беспощадная, будто раскаленное железо:

— Нет.

Взгляд Теи метался по комнате, она искала выход. Как принимающий в футболе, ищущий брешь в защите, чтобы проскочить.

— Я должна, Шеп. Он все разрушит. — Слезы хлынули сильнее. — Он уничтожит бизнес Саттон. Твой. Он раздавит каждого, кто встанет на мою сторону, просто потому что может. Он снова выложит эти фото. Сделает так, чтобы весь город их увидел.

Блядь.

Если я думал, что раньше хотел убить Брендана, то это было ничто по сравнению с тем, что я чувствовал сейчас. Саттон позвонила, в голосе — паника: Тея собиралась на какой-то безрассудный поступок. Я бросил все и сорвался домой. Я думал, хуже всего будет увидеть, как она собирает вещи. Но это ничто рядом с тем, чтобы видеть ее вот такой — сломанной.

Я пересек комнату за три шага.

— Не подходи, — голос Теи хлестнул, как кнут. — Будет только больнее, если ты меня тронешь. Я не смогу… не смогу сделать то, что должна. Что правильно. Я должна поступить правильно, Шепард.

— Тея, — мое собственное имя на ее губах прозвучало так отчаянно, что у меня перехватило дыхание.

— Если ты обнимешь меня, если я почувствую себя в безопасности, мне будет еще тяжелее уйти. А это и так уже рвет мне сердце.

— Если ты уйдешь, я уйду с тобой.

Слова вырвались прежде, чем я успел их осмыслить. Но как только я их произнес, понял — это правда.

— Ты не можешь, — прошептала она. — Это же твой дом.

— Ты — мой дом.

Это была простая истина. Тея стала тем местом, где я чувствовал себя собой. Где меня видели, понимали. Где я мог быть настоящим — без масок, без нужды что-то доказывать.

Слезы снова покатились по ее щекам.

— Я… я вся разбита. Ты не можешь считать меня своим домом.

— Тея, — ее имя прозвучало у меня срывающимся шепотом, — тогда мы все починим. Вместе. Потому что все, что мы строим, всегда лучше, когда в этом участвуют наши руки — обе.

Она смахнула слезы с лица, грубо, торопливо.

— Я люблю тебя, Колючка. И ничто не способно это изменить. Никакая ложь, никакие угрозы. Мне плевать, что этот ублюдок на нас обрушит. Я тебя люблю.

Грудь Теи судорожно поднималась и опускалась. Она пыталась обрести хоть каплю самообладания.

— Я всегда буду видеть в тебе совершенство. Не потому что ты не совершаешь ошибок, а потому что... — Я шагнул ближе и положил ладонь ей на грудь, влево. — Потому что твое сердце — самое прекрасное, что я когда-либо знал. Прекрасное, потому что было разбито. Потому что в этих трещинах оно стало другим. Сильнее. Мудрее. Это сердце — свирепый защитник для тех, кто нуждается. И самый нежный собеседник для тех, кому нужно понимание. Ты видишь все — и не