Прятки - Диксон Уиллоу

— Я не буду лгать тебе и притворяться, что у меня нет привилегий в этой школе, потому что они у меня есть. Но разница между мной и другими придурками в моем положении в том, что мне все это по фигу. Ты говоришь, что у меня миллион друзей, но у меня только трое, и все они мне родственники.

Я нежно провожу большим пальцем по коже под его нижней губой.

— Да, я член Мятежников, но только потому, что моя семья входит в это братство с момента его основания. Членство в братстве дает мне преимущества, я не отрицаю этого, но я вступил в него только потому, что этого от меня ожидали.

Он тихо вздыхает, когда я провожу большим пальцем по его верхней губе.

— Когда я смотрю на тебя, я не вижу тройку, четверку или даже десятку. — Я прижимаю большой палец к центру его губ, чтобы заставить его замолчать. — Я не оцениваю тебя по какой-то произвольной шкале того, что я должен хотеть, и я не сравниваю тебя с другими, чтобы решить, что я о тебе думаю. Знаешь, почему я не делаю ничего из этого? — Я убираю большой палец с его губ и провожу по его скуле.

Он качает головой.

Я наклоняюсь, пока наши губы почти не соприкасаются.

— Потому что ты не поддаешься сравнению. Потому что, когда я смотрю на тебя, я вижу единственного человека, который когда-либо меня интересовал. Я думаю, что ты великолепен, но твоя внешность — это только фасад. Именно то, кто ты есть, заставляет меня хотеть, чтобы ты был моим, и мне плевать, что думают обо мне или моих выборах другие, потому что они для меня ничего не значат.

— Но…

Я снова прижимаю большой палец к его губам.

— Ничто из этого не имеет для меня значения. Я играю свою роль и делаю то, что от меня ожидают, потому что это легко, и мне не хватает сил сопротивляться, потому что я нашел моменты, когда могу сбросить маску и просто быть собой. Мои кузены и брат знают настоящего меня и принимают меня. Они дают мне пространство, необходимое мне, чтобы быть собой, чтобы я мог играть в мире, который мне безразличен, за исключением защиты тех, кто мне дорог. Единственный другой человек, который когда-либо делал это для меня, — это ты. Ты действительно думаешь, что я откажусь от этого из-за таких мелочей, как ожидания общества или социальная иерархия?

Он медленно качает головой, и я вижу, как его сомнения тают, когда он прижимается ко мне, как нуждающийся котенок.

— Ты мой, Майлз, — говорю я ему. — И я вызову любого, кто попытается изменить мое решение, потому что гарантирую, что для него это закончится плохо.

Он снова широко улыбается мне.

— Я?

Я снова целую его в губы.

— Да.

— Это значит, что ты тоже мой? — Он просовывает руки под мое худи и гладит меня по бокам.

— Да. — Я убираю руку с его щеки и запускаю ее в его волосы и крепко сжимаю пряди.

Он задыхается и позволяет мне откинуть его голову назад и обнажить его шею.

— Я все еще не могу поверить, что все это происходит, — шепчет он.

— Поверь, потому что это так. — Наклонившись, я покрываю поцелуями его шею.

Он расправляет руки по моей спине и притягивает меня к себе, так что наши тела соприкасаются, а его твердый член прижимается к моему бедру.

— Так это не только на одну ночь? — спрашивает он, задыхаясь, и наклоняет голову в сторону, чтобы мне было удобнее.

— Нет. Не только на одну ночь. — говорю я между поцелуями, поднимаясь по его шее к его губам.

Он начинает что-то говорить, но я прерываю его глубоким поцелуем. Он отвечает громким стоном и сразу же открывается для меня, затем снова стонет, когда я переплетаю наши языки и наконец целую его так, как хотел с того момента, как он впервые вошел в свою комнату после душа.

Он хнычет и вздыхает, пока я граблю его рот и держу его на месте, так что у него нет выбора, кроме как принимать все, что я ему даю.

Мне нравится, как легко он доверяет мне, особенно когда у него есть все причины бояться меня, и как он ни разу не сдерживался.

Когда я наконец прерываю поцелуй, он не дает мне отойти дальше, чем на сантиметр, прежде чем обхватывает мою шею рукой и тянет меня обратно, чтобы продолжить.

Его поцелуи глубокие, сильные и настолько чертовски властные, что в моем мозгу происходит короткое замыкание. Я всегда знал, что у Майлза есть такая сторона, и его явное нетерпение возбуждает меня не меньше, чем его покорность и застенчивость.

Я планировал просто поцеловать его и посмотреть, как он себя почувствует после этого, но теперь, когда он цепляется за меня и трется своим твердым членом о мое бедро, как тот нуждающийся мужчина, к которому я привык, эти альтруистические мысли улетучиваются из моей головы и заменяются одним словом: мой.

Майлз мой, и мне все равно, даже если понадобится вся его жизнь, чтобы доказать ему это; он всегда будет моим.

Поддавшись желанию и потребности, горящим во мне, я хватаю его за бедра и поднимаю, так что он вынужден обхватить мои бедра своими мускулистыми ногами, пока я держу его.

Он издает удивленный звук, прижавшись к моим губам, но не перестает целовать меня, обнимая меня за плечи и держась за меня. В этой новой позе он становится выше меня, и он использует это небольшое преимущество, чтобы овладеть моим ртом так же, как я только что овладел его.

Желая его еще больше, я делаю несколько длинных шагов и прижимаю его к стене рядом с окном. Я использую наше новое положение, чтобы прижать свой твердый член к его и разминать его полные ягодицы руками.

Он отрывает свои губы от моих и с громким стоном откидывает голову назад, прижимаясь к стене. Я прижимаюсь губами к его яремной вене и нежно провожу языком по его коже, которая ритмично пульсирует.

Майлз вскрикивает и одной рукой прижимает мою голову, прижимая меня к одной из самых уязвимых частей своего тела, и моя грудь сжимается от чего-то, что я не могу определить, от проявления доверия.

— Джекс, — шепчет он, и еще больше этих неопределенных чувств пронизывают мою грудь от благоговения в его голосе, когда он произносит мое имя, как молитву.

Я отрываю рот от