Таточка - Татьяна Стародубцева

я рассыплюсь. Я не обижалась. Не всем быть сильными. Зачем соревноваться с мужчинами за первенство, кто кого переработает. Мама меня научила, что лучше дать мужчине дорогу, пускай он завоевывает все почести и звания, а женщина может быть скромной. Но это не значит, что она не должна учиться и развиваться. Ведь сильному мужчине нужна путеводная звезда, которая будет ему освещать дорогу в самые сложные для него времена. Да, наверное, немного родители меня, конечно, избаловали, да и Марья Васильевна постаралась. В первые дни войны, я поняла, насколько я беззащитна и неопытна. Пускай мной всегда двигали самые мои лучшие качества, упорство и труд, но они все касались в основном учебы. Музыкальную школу я окончила с отличием, среднюю школу тоже. Легко поступила в педагогический на исторический факультет. Моя жизнь была беззаботна в плане бытовых вещей. Поэтому моё рвение уйти на фронт быстро прошло, чему, конечно, обрадовалась мама. Папа почему-то меня не отговаривал, наверное, понимал, что мама просто так меня не отпустит. Но на самом деле, если бы я действительно захотела, ни одна сила не смогла бы меня удержать. Даже мама.

Через семь дней после начала войны началась массовая эвакуация. Мы долго обсуждали, что делать, и в итоге решили подождать, чтобы отправиться позже. Мама не могла решиться оставить нашу квартиру, в которой мы прожили столько лет. У неё был страх, что её разворуют, и это чувство было вполне оправданным, учитывая, что в такие тревожные времена многие люди теряют моральные ориентиры. Плюс ко всему, мы не знали, как поступить с Марьей Васильевной. Её здоровье стало ухудшаться, и мы не были уверены, как её организм выдержит долгую поездку в условиях войны. В то время как мы колебались, Галочка приняла решение быстро покинуть город. Видимо, её преследовали детские страхи, которые в такие моменты обостряются. Я не вправе её осуждать: каждый из нас имеет право выбирать свой путь, особенно в условиях, когда страх и неуверенность в завтрашнем дне становятся постоянными спутниками. Однако, у меня возникло чувство лёгкой разочарованности в ней. Она прожила с нами 12 лет, и казалось, что за это время мы стали настоящей семьёй, но реальность оказалась суровой. Когда она уехала, я почувствовал, как будто часть нашей жизни уехала с ней. В такие моменты понимаешь, насколько хрупкими бывают человеческие связи. Весь этот опыт показал, что в условиях стресса и неопределённости настоящие ценности проявляются особенно ярко. Мы все оказались в ситуации, когда нужно принимать трудные решения, и каждый из нас выбирает свой путь по-разному. Сейчас, когда я оглядываюсь назад, я понимаю, что такие моменты, как разлука с Галочкой, стали своего рода проверкой на прочность. Мы все изменились, и, возможно, именно в этом и заключается суть жизни: в умении адаптироваться и находить выходы даже в самых сложных ситуациях. Важно помнить, что каждый из нас проходит свой путь, и иногда этот путь может расходиться с теми, кого мы любим.

Я работаю в Госбанке инкассатором. Мама быстро устроила меня туда после сдачи последнего экзамена. Немного страшновато, большая ответственность, но пока мы ездим на машине. Папа пошёл на снабжение. Это не первая линия фронта, он просто доставлял продукты питания, необходимые вещи солдатам. Но там свои риски. Он не любит рассказывать. Очень беспокоится за маму. Всё время уговаривает нас уехать.

Каждый мой рабочий день уникален. В каждом из этих дней я стараюсь найти хоть капельку радости и надежды на следующий день…

Дождь хлестал по лобовому стеклу, размывая городские огни в туманные пятна. Сердце колотилось в бешенном ритме, отбивая такт мокрому асфальту. Мы с напарником, Вадимом, везли очередную партию наличности в отделение. Он был старше меня, опытный инкассатор, видал жизнь. Но даже он был неспокоен. Война всё затронула, вошла в каждый дом, в каждую семью, в каждую душу.

– Слышишь? – Вадим указал на далекую грохочущую канонаду, что гулко отдавалась в груди, похожую на трепетание птицы, которую сейчас убьют.

– Да, слышу. – Прошептала я, прижимаясь к сиденью. Страх сжимал желудок, заставлял перехватывать дыхание. В этом шуме смерти чувствовалось что-то неизбежное, неотвратимое. Казалось, даже мои мысли могли сделать ошибку, и вся эта хрупкая реальность развалится на куски.

– Лучше не думать об этом. Работа – это работа. Надо делать свою работу, и всё будет хорошо. – Вадим попытался успокоить меня, но его собственные глаза блестели недоверием. Он тоже чувствовал эту невидимую угрозу, висел на ней, как паук на паутине.

Мы доставили денежные средства в отделение, вернулись в депо. Выпили горячий чай с сахаром, и только тогда я почувствовала, как усталость отпустила мои мышцы. Вадим сидел против меня, задумчиво взглядывая в пустоту.

– Твой отец на фронте. – Неожиданно промолвил он, разорвав тишину. – Что он там делает?

– Доставляет продукты и необходимые вещи солдатам. – Я ответила сдержанно, не желая разбирать всю сложность ситуации. – Работа тяжелая, опасная.

– Как твой отец переносит это все? – Вадим заметил моё состояние, попытался успокоить, но в его голосе звучало сострадание. – Тебе бы ехать отсюда, пока не поздно.

– Куда ехать? – Я посмотрела на него с болью. – Где нам будет спокойно? – В его глазах я увидела отражение своей безнадежности. – Мы ничего не можем сделать, кроме как продолжать жить, работать и надеяться.

– Надеяться можно, но и действовать надо. – Вадим встал и подошел к окну, вглядываясь в темную мглу, освещенную лишь редкими фонарями. – Я тоже забочусь о своей семье. Я их не брошу. Но я и не буду ждать, пока небеса упадут нам на голову.

– Что ты имеешь в виду? – Я не понимала, куда ведёт его мысль.

– Я думаю, нам нужно уехать. – Вадим вернулся к столу. – Не здесь, не сейчас. Есть другие места, другие возможности. – Он взглянул на меня, в его глазах сияла надежда, несмотря на весь трагизм ситуации.

– Я могу помочь тебе, я знаю людей, которые могут приютить нас. – Он улыбнулся и протянул мне руку. – Что ты думаешь?

– Мы не можем сейчас уехать с мамой… Марья Васильевна вряд ли выдержит дорогу – Я взяла его руку. – Спасибо за предложение. Я, конечно, поговорю с мамой…

– Татьяна, обязательно поговори! Впереди зима, холода, и неизвестно, как ваша Марья Васильевна их переживёт. Она и так уже стара. А тебе жить надо. В тебе кровь бежит молодая…

– Да именно, надо жить. А бежать – это разве жить? – Во мне стал разгораться огонь раздражения. Как он может так говорить про мою нянюшку! Да, она стара, но, если есть хоть