Возлюбленный для Железной леди - Ксения Винтер

причёски пряди волос у висков. Не обращая внимания на своего спутника, я ловко откупорила вино и разлила ароматный напиток по бокалам, включила на колонке Шопена, а затем с бокалом в руке подошла к самому краю плоской крыши и села, свесив ноги вниз.

Некоторое время тишину нарушали лишь переливы фортепиано да неясный шум города, доносивший снизу. А затем я услышала осторожные, неуверенные шаги.

— Любите Шопена? — вкрадчиво спросил Максимилиан, усаживаясь рядом со мной.

— Под настроение, — ответила я, делая глоток из своего бокала. — Классическая музыка отлично помогает настроиться на определённый лад и вызвать в голове яркие образы.

— Вы всегда так рисуете?

— Нет, обычно я стараюсь остаться наедине с собой, но в вашем случае стимул извне точно не помешает.

Я повернула голову к Максимилиану и улыбнулась, заметив в его руке бокал.

— Вино, к слову, тоже неплохо стимулирует воображение, — добавила я, делая ещё один глоток. — Хотя злоупотреблять подобным стимулом не советую.

Максимилиан многозначительно хмыкнул и пригубил немного вина из своего бокала.

— Ваши уроки мне нравятся намного больше занятий в академии, — заметил он с лёгкой насмешкой.

— Если бы мне пришлось учить вас художественным техникам, разумеется, подход был бы иной, — заверила я вампира. — Однако с технической точки зрения вы полностью обучены. Мне осталось лишь научить вас выражать в картинах собственное «я».

Некоторое время мы молча сидели на крыше, потягивая вино и слушая музыку. Я полностью отрешилась от окружающей действительности, сосредоточившись на чувстве умиротворения и душевного равновесия. Хотелось показать Максимилиану, что на картину можно выплёскивать не только сильные эмоции, вроде горя, страха или страсти, но и отражать нечто более спокойное, тихое, но при этом светлое и вдохновляющее.

— Готов попробовать произвести на меня впечатление? — спросила я, наградив вампира тёплой улыбкой.

Ответом мне стал твёрдый взгляд карих глаз, на дне которых отчётливо виднелась решимость идти до конца.

— Предлагаю начать с чего-то простого, — я огляделась кругом в поисках источника вдохновения. Естественно, глаза зацепились за многочисленные высотки с оранжевыми оконцами, видневшиеся впереди. — Как насчёт ночного города?

— Это скучно, — скривился Максимилиан. — Быть может, лучше ночное небо?

— Пошло, — возразила я. А потом мой взгляд остановился на лице вампира, и неожиданно меня озарила гениальная идея. — Лучше нарисуйте меня. А я нарисую вас.

— Что? — Максимилиан на мгновение опешил от подобного предложения.

— Просто нарисовать портрет человека может каждый, — объяснила я. — А вот предать своё отношение к нему… это уже задача мастера.

— Не уверен, что у меня получится, — Максимилиан смущённо опустил глаза, а я с огромным трудом удержалась от того, чтобы рассмеяться.

— Не узнаете, пока не попробуете, — заметила я и, оперевшись на плечо вампира, поднялась на ноги и направилась к одному из мольбертов, оставив пустой бокал стоять на краю крыши.

Надо отдать Леграну должное, его смятение длилось лишь пару мгновений, после чего он стремительно выпрямился, отнёс оба бокала на стол и занял второй мольберт.

Неудача

Максимилиан очень старался выполнить поставленную задачу. Вампир сосредоточенно водил карандашом по альбомному листу, закреплённому на мольберте, время от времени бросая на меня напряжённые взгляды. Однако каждый раз в наброске его что-то не устраивало — лист безжалостно срывался с мольберта, рвался на несколько частей и отбрасывался в сторону. Я наблюдала за потугами юноши, втайне наслаждаясь зрелищем: вот на дне карих глаз промелькнула тень досады, уголки губ опустились вниз, а между бровей залегла небольшая складка. Спустя долю секунды в глазах вспыхнул тёмный огонь — досада сменилась гневом, губы поджались, крылья носа раздулись. Мгновение — и очередной лист был решительно уничтожен.

Мне было Максимилиана откровенно жалко. Он слишком много думал и, очевидно, отчаянно стремился к какому-то недосягаемому идеалу. Мой собственный набросок был готов уже спустя час — обиженный на весь мир, одинокий юноша на фоне звёздного неба, этакая крохотная песчинка среди бескрайней Вселенной. Очень грустный образ.

— Думаю, на сегодня достаточно, — объявила я, когда стало очевидным, что мой ученик не сумеет выполнить задание. Оставаться с ним до утра у меня не было никакого желания.

Максимилиан не стал спорить, просто молча положил карандаш на горизонтальную полочку мольберта, открепил очередной эскиз, смял его и бросил себе под ноги.

— Когда я смогу прийти в следующий раз? — в его взгляде, обращённом ко мне, светилась настороженность.

Неужели Максимилиан решил, что я откажу ему в дальнейшем обучении?

— Думаю, послезавтра, — я попыталась воскресить в памяти своё расписание, но потерпела фиаско, поэтому добавила: — Я посмотрю ежедневник и завтра утром позвоню, чтобы согласовать день и время.

— Хорошо, — Максимилиан коротко кивнул, и на его лице на мгновение отразилось облегчение. — Спасибо.

— Пока не за что.

Я открепила лист от мольберта, подошла к вампиру и протянула ему своё творение.

— Небольшой подарок в память о первом уроке, — улыбнувшись, объяснила я. — Надеюсь, через несколько занятий этот образ изменится.

Максимилиан осторожно принял из моих рук рисунок, словно тот был чем-то невероятно хрупким и ценным. Вампир несколько минут внимательно разглядывал собственное лицо, нарисованное карандашом, и я видела, как эмоции сменяли друг друга, точно картинки в калейдоскопе. Сначала недоверие, затем восхищение, потом отчего-то печаль и под конец раздражение с нотками обречённости.

— Я никогда не смогу рисовать так, как вы, — траурным голосом резюмировал юноша.

— Вы и не должны рисовать так, как я, — твёрдо заявила я, а затем, сократив и без того небольшое расстояние, разделявшее нас, ободряюще положила руку на плечо вампира. — Максимилиан, вы — это вы. Не пытайтесь притворяться кем-то другим, это бессмысленно и очень тяжело как физически, так и морально.

— Но мой отец…

— Не думайте об отце, — перебила я, чуть сильнее сжимая его плечо. — Думайте о себе. О том, чего хотите вы. — Я пристально посмотрела в лицо юноши. — Скажите, только честно: вам самому нравится рисовать? Или вы выбрали живопись исключительно потому, что этот вид искусства нравится отцу?

— Я люблю живопись, — Максимилиан чуть вздёрнул подбородок, словно задиристый мальчишка-подросток, готовый с боем отстаивать свою точку зрения.

— Хорошо, — я не собиралась устраивать диспут, хотя и догадывалась, что молодой вампир со мной не до конца откровенен.