Бурбон и секреты - Виктория Уайлдер

— Что? — я соскальзываю со стойки. — Кто это был? — вина и гнев бурлят в моей груди, когда я наклоняюсь и напрягах слух.

— На этот раз ее задержали за пьянство и нарушение общественного порядка. Но выглядит она неважно. Она не говорит, кто это сделал. — Он громко вздыхает. — Она отказалась от медицинской помощи и в конце концов потеряла сознание.

— Она сейчас с кем-нибудь встречается? — Я сглатываю сухость в горле. — С кем-нибудь, кто мог это сделать?

— Не думаю. По крайней мере, она никого не приводила сюда. Но ты же ее знаешь, она скрытная.

На самом деле, я не знаю. Правда в том, что я больше не знаю свою сестру. Точно так же, как она не знает меня. И мы обе обижаемся друг на друга за это. Когда я уехала из Фиаско, мое объяснение было просто отговоркой. Мама сказала делать все, что мне нужно. Она знала, от чего я отказалась. Что я сделала. Но Мэгги не знала.

Она не будет рада меня видеть. Она почти не говорила со мной на поминальной службе нашей мамы, а это было почти три года назад. Но я возвращаюсь в Фиаско не ради Мэгги, меня или наших чувств. И не для того, чтобы залечивать старые раны или предаваться воспоминаниям.

Я оглядываю почти пустую комнату.

— Если я выеду в ближайшее время, то буду у вас к утру. — Я прикусываю губу, волнуясь еще больше. — Спасибо, что предупредил, Дел.

— Скоро увидимся, малышка, — говорит он с облегчением.

Я чувствую что угодно, кроме облегчения. Мы с Делом знаем, что мое возвращение в Фиаско — это рискованная ставка. Я буду там достаточно долго, чтобы меня узнали. Чтобы поползли сплетни. Я снова увижу его. Я беру себя в руки. Мне нужно сосредоточиться. Я не позволю переменам в планах разрушить уверенность в том, кем я стала и чего добилась. Я отправляюсь туда работать, и как только эта работа будет выполнена, я уеду в новое место.

Глава 3

Фэй

Я опускаю окно своего грузовика и вдыхаю холодный воздух, чувствуя, как знакомый запах проникает в горло и кожу. Я бывала в разных уголках Соединенных Штатов, от гор и побережья до мегаполисов и пригородов, но в маленьких городках Кентукки есть что-то особенное. Фиаско, в частности, кажется большим и удушающим одновременно: равнина, тишина, воспоминания, которые я предпочла бы забыть. Возвращаясь домой, я испытываю волнение и муки голода, и мне ничего не остается, кроме как подавлять и то, и другое.

Красная неоновая вывеска на заправке, которая одновременно является рестораном, по-прежнему красиво и ярко светится, даже несмотря на то, что утреннее солнце еще не выглянуло из-за горизонта. Черные железные фонарные столбы вдоль улицы выглядят по-новому. На каждом фонаре висят таблички с надписью «Празднуем 100-летие Bourbon & Horses». В центре городского парка светится знакомый логотип — лиса, обвившаяся вокруг буквы «F».

Я скучала по тому, как воздух приятно обволакивает пальцы — даже зимой. А когда дует северо-западный ветер, воздух пахнет только что испеченными хрустящими круассанами с нотками какао. Вот тогда-то меня и осеняет. Напоминание о том, почему в воздухе Фиаско витают такие восхитительные ароматы. Бурбон. В частности, бурбон Фоксов.

Я делаю глубокий вдох, вспоминая, что весна и лето приносили с собой нотки свежих взбитых сливок, которые смешивались с травами, растущими на клумбах перед домом. А сейчас, в самый разгар зимы, когда соседи сжигают оставшиеся с осени листья и вспоминают о рождественских елках и кострищах, аромат слегка меняется, наполняя воздух запахом жженого сахара и ностальгией по тем временам, когда жизнь казалась не такой сложной.

— Мы не можем испечь торт и съесть его на ужин, — сказала я, бросив сердитый взгляд на сестру. — Мама оставила меня за старшую, пока она в конюшне.

Мэгги запрыгнула на стойку.

— Как ты думаешь, жеребенок будет таким же белым, как кобыла?

Я пожала плечами. Моя сестра и мать одинаково любили лошадей. Они могли часами рассказывать о лошадях, которых тренировала мама, и о том, как она завоевывала их доверие. Я открыла холодильник и уставилась на остатки еды. Курица выглядела серой, а лапша переваренной.

— Давай сделаем бутерброды с арахисовым маслом и желе, — со вздохом предложила я.

Всю неделю мама работала допоздна, поэтому ужинать мы должны были сами.

— В арахисовом масле и желе есть сахар. А хлеб похож на корж. Давай просто испечем торт и съедим его на ужин, — сказала Мэгги, доставая коробку со смесью.

У нее были отличные идеи — даже в одиннадцать лет.

— Хорошо, но я, как старшая, сделаю шоколад. — Усмехаясь, я достала яйца и масло.

— Да! — Она победно взмахнула кулаком в воздухе. — С ванильной глазурью. И если я забуду сказать тебе потом, это был лучший ужин в жизни.

Я не могла не улыбнуться, указывая на нее.

— Ты убираешь.

С сияющей улыбкой она отдала мне честь.

— Договорились. Все равно посудомойке достанется большая часть работы.

Мама даже не рассердилась — на следующее утро она съела кусочек на завтрак, пританцовывая на месте от удовольствия. Я пытаюсь проглотить вставший в горле ком, вызванный воспоминаниями, которые кажутся такими далекими от моей нынешней реальности, что иногда я задумываюсь, а происходило ли это вообще.

Спустя полдесятилетия Фиаско в лучах утреннего солнца выглядит еще очаровательнее, чем я его помню. Благодаря ландшафтному дизайну и вниманию к деталям он не кажется маленьким забытым городком, а больше похож на мечту.

Когда я наконец подъезжаю к полицейскому участку, утренний свет достаточно яркий, чтобы подчеркнуть все изменения, произошедшие здесь. До моего отъезда он находился в нескольких кварталах дальше и был вдвое меньше. Полицейский участок Фиаско обновили. Думаю, не только за счет налогов. Два крупнейших бизнеса располагаются прямо здесь, в Фиаско, — бурбон и скачки. Я уверена, что люди, которые управляют и тем, и другим, приложили к этому руку. Раньше тут находилось старое почтовое отделение, а теперь это современное здание, в котором разместились полицейский департамент, диспетчерская служба 911 и даже местное отделение ФБР, если верить табличкам, висящим прямо над входом. Он похож на уменьшенную версию Центрального вокзала в тихий промежуток времени между отправлением последнего и первого поезда.

— Извините, я здесь, чтобы внести залог за свою сестру. Мэгги Кэллоуэй, — говорю я дежурному. В том, что он не отвечает, нет ничего дружелюбного. Свирепый и оценивающий взгляд, и «бараньи отбивные»7 — единственная часть его образа, которая кажется легкомысленной. Они сочетаются с