Обольщение - Лера Виннер

когда уверилась в том, что попрошусь уйти с ним. Ещё не имея представления о том, на что он способен в реальности, я убедила себя в том, что Чёрный Барон умеет справляться с опасностью и противостоять злу.

За ним наверняка охотились многие. Из зависти ли, из страха, в погоне за его секретом — не имели значения причины, важны были только их следствия. Он должен был знать, как постоять за себя, а сунуться к нему с войной решился бы не каждый. Скорее уж, даже превосходящая его сила попыталась бы договориться просто из уважения к тому, кем он был. Или стал.

Был ли Вильгельм Монтейн когда-нибудь другим? Улыбался ли легко и беззаботно? Смеялся ли, не стараясь сдержать этот смех?

Или всегда был сдержан до немого восторга тех, кто наблюдал за ним?

Этот вопрос не должен был меня интересовать, потому что для меня Вильгельм Монтейн был всего лишь средством.

Да, он подходил мне больше, чем я смела надеяться. Он оказался хорош собой, и с ним я чувствовала себя в безопасности.

Не обманываясь мыслью о том, что успела хоть немного узнать его, я предпочитала положиться на чутьё. Оно говорило, что довериться в такой малости, как постель, ему можно и даже нужно.

Как знать, быть может именно этот человек останется лучшим моим воспоминанием впоследствии?

Немного поразмышляв и посмотрев на ситуацию с разных сторон, я всё же решила надеть платье. Пусть его и придётся вскоре снять, одежда придаст ситуации остроты, позволит растянуть удовольствие.

И оттянуть момент.

Не испытывая страха перед самим Монтейном, я всё равно волновалась о том, как это будет.

Деревенские девушки никогда не стремились откровенничать со мной, но за настойками перед первой брачной ночью или сразу после неё приходили многие.

Я видела, как неловко они сидели, как стыдливо опускали глаза.

Разве что Аннабель как-то раз разоткровенничалась.

— Это ужасно, Мелли. Я могу только молиться Создателю, чтобы это поскорее закончилось. Мне кажется, что меня просто убивают, это так больно.

Такая же рыжая, как и я, и оттого тоже нелюбимая многими, она, быть может, и хотела найти во мне родственную душу, но страх и предубеждения были сильнее этой нужды.

Её мужа я отлично знала. Он никогда не казался мне ни грубым, ни злым, но с каждой новой покупательницей я убеждалась в том, что такова просто мужская природа. Все они стремились взять своё, не заботясь о том, каково это будет для женщины.

Когда я была моложе, меня это ужасало.

Теперь же это могло сыграть мне на пользу.

Каким бы безупречным ни казался барон Монтейн, он всё же был мужчиной. Едва ли он станет задавать мне неуместные вопросы и обращать внимание на то, о чём ему знать не следует.

В коридоре на мою удачу оказалось почти темно. Люди шумели и смеялись в трактире на первом этаже, но звук этот показался мне скорее умиротворяющим, чем тревожным.

Под него проще будут отрешиться от мыслей и просто сделать то, что должно быть сделано.

Сегодня. Сейчас. С Монтейном.

Сделав глубокий вдох и запретив себе сомневаться, я постучала в дверь напротив своей.

Из-под неё не пробивался свет, не доносилось ни звука. Это могло означать, что барон спустился или всё ещё спит, и я смогу отложить…

— Войдите.

Он отозвался так невозмутимо, как будто только и ждал, что кто-то постучится к нему.

Как знать, может у кого-то ещё здесь умирает коза или поросёнок?

Я одёрнула себя, напомнив себе же о том, что злюсь напрасно и не на тех. Смелые дети поступили правильно, а Монтейн…

Как знать, если бы не этот щенок, маленький, смешной, никому ничего плохого не сделавший щенок, я, быть может, так и не решилась бы.

Как много получалось этих «бы».

Как гадко было избегать этой простой, такой очевидной мысли: «Пусть лучше это будет он. Едва ли он обойдётся со мной хуже, чем с собакой».

Монтейн сидел на подоконнике и, когда я вошла, отвернулся от окна.

Его комната выходила на другую сторону, и за окном был не двор, а уходящая в лес дорога.

Как знать, возможно, именно она тревожила его?

— Я надеялся, что вы ещё поспите. На вас свалилось немало.

Он обращался ко мне спокойно и доброжелательно, как будто не было неловкой и некрасивой сцены утром за столом, и я сделала быстрый вдох, запирая за собой дверь.

Нельзя было позволить себе дрожать.

— Благодарю вас, я уже отдохнула. А вы вовсе не ложились?

Я шагнула к нему, и барон лишь пожал плечами:

— Ненадолго.

Он всё же поднялся, медленно, как будто нехотя. Кроме рубашки на нём не было ничего, ни жилета, ни сюртука. Расслабленный человек в спокойной обстановке…

Вот только в его движениях мне померещилось какая-то тяжесть. Как будто расслабиться ему не давали какие-то мысли.

— Господин Монтейн…

— Меня зовут Вильгельм, — он напомнил негромко и мягко, с тщательно сдержанной иронией. — Думаю, совместная дорога даёт нам право отказаться от лишнего официоза.

— Но всё же вы встали при моём появлении, — я невольно улыбнулась ему в ответ.

— А это уже элементарная вежливость.

Я видела, что взгляд барона потеплел — о чём бы он ни думал, моё появление пришлось очень кстати, чтобы его отвлечь.

Кивнув, я попыталась подобрать подходящие слова, а Монтейн снова сел на подоконник, кивнул мне, указывая на пейзаж за окном:

— Хотите на ночную прогулку?

— Нет, — собравшись, наконец с духом, я посмотрела ему прямо в глаза. — Я хочу не этого, и без вашего участия мне никак не обойтись.

Его бедро под ладонью оказалось непривычно твёрдым.

Чересчур худым или измождённым барон не выглядел, значит, это были только мышцы. Привыкшее к нагрузкам и физической работе тело.

На долю секунды, но я застыла, привыкая к этому ощущению и надеясь хотя бы не покраснеть.

Прикасаться к другому человеку… к мужчине вот так было до ужаса неловко, как будто я делала что-то немыслимое. А ведь, по сути, лишь то же, что делали все при разных обстоятельствах.

Монтейн не двигался и ничего не говорил. Просто смотрел на мою руку, замершую чуть выше его колена, и ждал.

Ободрения такой реакцией, другую ладонь я положила ему на грудь. Отстранённо удивилась тому, какой он тёплый. Это тепло ощущалось даже через тонкую ткань, и к нему хотелось тянуться.

Надеясь, что делаю это не вызывающе неловко, я провела пальцами по воротнику, оттягивая момент, когда смогу коснуться кожи.

Взглянуть ему в лицо прямо