Обольщение - Лера Виннер

Я решила, что непременно сделаю это, когда дыхание успокоится, а на коже высохнет мерзкая ледяная испарина, но тут же вздрогнула ещё сильнее, потому что постучали в мою собственную дверь.

Горничная, заходившая вчера, стучала гораздо тише, а больше беспокоить меня было некому.

Если бы вернулся Эрван, он бы стучаться точно не стал. Либо, напротив, делал это гораздо громче.

Стук повторился, и, боясь выпустить дверь из поля зрения, я всё же бросила быстрый взгляд на окно.

Прыгать со второго этажа казалось мне отвратительной идеей. Да, во дворе всегда есть люди, но они не смогут мне помочь, даже если кто-то окажется достаточно смел и дерзок, чтобы вступиться.

Идти добровольно…

Секунды складывались в минуту, и за эту минуту я успела почти пожалеть о том, что отказалась от самого верного, пришедшего мне на ум первым способа решить все свои проблемы.

Если мне повезёт ещё раз, я успею закричать.

Если повезёт дважды, барон всё ещё здесь, и он услышит.

Вот только сможет ли он и захочет ли иметь дело с тем, что…

— Мадам Мелания? Вы здесь? — голос барона Монтейна раздался из коридора.

Целых два вдоха ушли у меня на то, чтобы поверить в то, что именно это есть реальность, а потом я едва не споткнулась, бросаясь к двери.

— Что с вами? — стоящий на пороге Монтейн нахмурился, окидывая меня долгим и настороженным взглядом.

Больше всего на свете мне хотелось броситься ему на шею, но после того, что произошло, а точнее, не произошло между нами ночью, даже думать о подобном был преступно.

— Я… — не зная, что могу ему сказать, я просто покачала головой.

Монтейн кивнул так, словно я дала ему самые исчерпывающие объяснения из всех возможных.

— Идёмте завтракать. Нам пора выезжать.

Глава 4

Дорога стелилась под копыта коней, в меру ровная, в меру пыльная, не испорченная вездесущим замогильным туманом из сна.

Отправляясь проверять лошадей после завтрака, Монтейн велел мне забрать еду, которую для нас приготовили с собой, и это значило, что в своих догадках я оказалась права: в ближайшие сутки он не планировал останавливаться рядом с людьми.

Благодарить его за это было бы глупо, пытаться самой завязать разговор на отвлечённую тему — неуместно, поэтому я просто молчала, разглядывая то дорогу, то уши Красавицы, и гадала, как долго это молчание может тянуться.

Правильнее было бы подумать о том, как мне удержать себя в руках в его присутствии. Не менее безобразная, чем наш короткий ночной разговор, утренняя сцена ещё могла быть списана на постоялый двор, дурной сон и впечатлительность крестьянской девицы, впервые покинувшей дом. Теперь же, когда нам предстояло остаться наедине, ни одна из этих отговорок не будет звучать достоверно. Услышав про ночные кошмары, барон, с огромной долей вероятности, ими поинтересуется, и продолжать врать ему уже не выйдет. Равно как и сказать правду.

— Вы на меня злитесь? — он спросил негромко и так благожелательно, что у меня перехватило горло.

Поднять на него глаза, помня о том, кем он меня считает, было стыдно, но я заставила себя это сделать, потому что это… не имело значения. Такие понятия, как стыд, страх и нежелание делать то, что сделать должно, больше не могли для меня существовать.

В конце концов, после сцены с чёртовыми Эрваном он и так имел право думать что угодно.

Монтейн, как ни странно, смотрел на меня без раздражения и брезгливости, и, наскоро передав в уме возможные варианты ответа, я решилась сказать правду:

— Не понимаю.

Он качнул головой, принимая, и, кажется, даже выказывая некоторое уважение, и осадил коня. Я сама не заметила, как начала отставать от него на полкорпуса.

— Признаться, я тоже. Если вы сочли меня подлецом, который воспользуется незавидным положением женщины, чтобы надругаться над ней ради сомнительного удовольствия, это досадно. Я вроде бы не давал поводов для этого. На человека, нуждающегося в подобной милостыне я, хотелось бы верить, не похожу. Если кто-то надоумил вас, что общаться с мужчинами нужно именно так, — барон пожал плечами. — Это странно. У меня сложилось впечатление, что вы для этого слишком умны.

Он не пытался отличать меня или осуждать, скорее, просто думал вслух, и мне удалось ответить ему лишь с некоторым напряжением, хотя я думала, что не смогу вымолвить ни слова.

— Почему вы не допускаете, что просто мне понравились?

— Потому что вы дрожали, как лист на ветру? — Монтейн чуть слышно хмыкнул, но злости и в этом тоже не было, лишь некоторое сожаление. — Уверяю вас, мадам Мелания, оставшаяся наедине с мужчиной, который ей нравится, женщина, выглядит иначе. За мной водятся грехи, но я точно не насильник.

Он спокойно и терпеливо объяснял, и от этого стало так стыдно, что я вновь опустила глаза. Ещё хуже, чем ночью, потому что тогда была горячка отчаянной решимости, сейчас — игривый солнечный свет и спокойный тон человека, который в самом деле силился понять.

— Простите. Я полагала, что это будет правильно. Вы мне не отказали, ещё и не взяли денег. Мать говорила, что в благородном обществе может быть иначе, но в деревне заведено так.

Монтейн сделал какое-то короткое движение, — уставившись на лошадиные уши, я не могла разобрать, что это было, кивок или пожатие плечами.

— Значит, вы в самом деле не местная?

«В самом деле» прозвучало у него так естественно, будто сорвалось само собой, и поднять голову мне всё же пришлось.

— Вам что-то обо мне сказали?

Прятать глаза от него вечно я в любом случае не могла, да барон вёл себя так, будто ничего катастрофического не произошло. Быть может, всё ещё обойдётся.

— Только то, что вы «нехорошая» и можете навести порчу, потому что рыжая, — на этот раз он хмыкнул вполне отчётливо. — Не исключаю, что цвет волос мог стать прекрасным поводом к тому, чтобы обвинить вас в том, что люди заболели. Возможно, поэтому вы решили уехать. Это только мои догадки. Но разговариваете вы точно не как крестьянская девушка.

Он не задал прямой вопрос, но интонация, с которой он свои соображения излагал, оказалась настолько располагающей, почти озорной, что я невольно улыбнулась.

— Моя мать была не местной. Отец в молодости ездил на заработки в город, так многие делают зимой, из очередной такой поездки он привёз её. В детстве мне казалось, что это очень красивая история: младшая дочь графа