Частичка моего сердца - Николь Жаклин

пальца. Я никогда не ломал ни одной кости, даже пальца. Мой отец назвал меня Клэем, потому что, по его словам, мои кости должны гнуться, учитывая, сколько раз я в детстве падал с деревьев и разбивался на велосипеде.

Я так по ним скучала. Моя мама знала бы, что сейчас сказать. Она бы точно знала, что делать. «Пожалуйста, позаботься о ней, мама» , — подумала я, отправляя ее во вселенную. Люблю ее, пока не доберусь туда.

Возвращаться в Миссури было не самой лучшей идеей. Оглядываясь назад, я понимаю, что это не то место, где я хотел бы быть. Мне хотелось каким-то образом вернуть то чувство, которое я испытывал, когда мои родители были живы, но мне это так и не удалось. Дважды это место полностью разбивало мою жизнь, и мне приходилось пытаться собрать ее по кусочкам.

Если бы я достаточно плотно закрыл глаза, я бы почти мог представить, что нахожусь где-то в другом месте, где меня не бомбардируют постоянно плохие воспоминания.

* * *

Следующие несколько дней прошли в тумане рецептурных обезболивающих и отсутствия интереса с моей стороны. Алекс и его брат поставили рождественскую елку, а я сидела в гостиной и открывала подарки, прежде чем вернуться в постель. Даже волнение Ари не смогло удержать мое внимание.

Хейли пришла в гости, невредимая после аварии, и я едва мог на нее смотреть. Он знал, что в этом нет его вины. Я знал это. Но это было настолько несправедливо, что мне каким-то образом это сошло с рук, но мой мир был разрушен.

Он существовал. Через девять дней после аварии, после того как семья Брэма улетела в Орегон, а я получил справку от врача, я вернулся на работу и в школу. Вот так, словно ничего не изменилось.

Я учился и работал, но никто и ничто не могло вытащить меня из тумана. Мне было просто все равно. Мой путь был утрачен, и я не мог его вернуть.

Я почти не разговаривала с Алексом, и когда я отошла от него достаточно далеко, я была рада, что он наконец прекратил попытки прикоснуться ко мне. Я не хотел с ним разговаривать. Я не хотел, чтобы он меня больше беспокоил. Разве он не видел, что держит все на волоске? Почему мне всегда приходилось нажимать ? Почему он не мог оставить меня в покое, чтобы я могла выздороветь?

«Я не знаю, как вам помочь», — наконец сказал он, стоя в дверях нашей ванной комнаты и вытаскивая пластиковый пакет из моего гипса. Я знала, что закрыла дверь, прежде чем войти в душ, и я уставилась на нее, понимая, что каким-то образом мне удалось туда попасть.

«Мне не нужна твоя помощь», — ответила я, надевая нижнее белье. Кровотечение наконец-то прекратилось.

«Тебе что-то нужно», — сказал он, и разочарование сделало его слова тяжелыми и болезненными. Ты почти не разговариваешь. Вы почти не выходите из дома.

«Я хожу на работу каждый день», — спокойно сказал я ему, отмахнувшись от его беспокойства. Я даже не представлял, насколько мне трудно сидеть на водительском сиденье машины.

« Ты не разговариваешь со мной », — сказал он. Может быть, вам стоит с кем-нибудь встретиться. Если вы не можете поговорить со мной, возможно, вы могли бы поговорить с врачом.

«Я в порядке», — ответил я. Мне не нужно обращаться к психиатру.

Не обращая внимания на печаль в его глазах, я обошла его и вернулась в нашу комнату. Я не мог вынести ее печали. Разве вы этого не видели? У меня это еле получилось. Я лег спать и проснулся только к полудню следующего дня.

Мой муж продолжал разговаривать со мной, рассказывая случайные вещи о том, как прошел его день, о том, что сказала ему мама по телефону, и о еде, которую он принес на ужин, но он не ждал никаких ответов, и я ничего ему не давала. Его последний день в армии был на следующей неделе, и хотя я знал, что перемены будут для него трудными, я не стал об этом говорить. Я больше не заводил никаких разговоров. Я тоже не пошла на его прощальную вечеринку.

Я свернулась калачиком, как жук, спрятав мягкие части тела за твердым панцирем. Это был единственный способ прожить каждый день. Он знал, как сильно он причиняет боль Алексу; Я чувствовала, как с каждым нашим разговором он трескался все больше, но я не могла остановиться. Он был таким хорошим, таким стойким и сильным, что я боялась, что как только я позволю ему вернуться, я полностью развалюсь, потому что я знала, что он будет рядом, чтобы поймать меня. Я не мог этого допустить. Я боялась выпустить на свободу свои глубоко подавленные эмоции.

Спустя две с половиной недели после аварии тихий маленький мир, который я построил, перевернулся вокруг своей оси. Я проснулся посреди дня от звуков хорошо знакомых мне голосов.

«Сарай Леви», — выругалась моя тетя, войдя в мою комнату. Вставай с постели. —Он подошел к окну и широко распахнул шторы.

«Нет», — пробормотал я, накрывая голову подушкой.

Я не видел своих дядей лично больше года и несколько месяцев не видел их на экране компьютера, но я ничего не почувствовал. Тьма. Я не был печален или счастлив, взволнован или разочарован. Я просто существовал.

«Сарай», — тихо сказала тетя, понимая, что ее выговор не возымел никакого эффекта. Он заполз в мою кровать и лег так, чтобы наши лица оказались на одном уровне. Я так по тебе скучала.

Я позволила этому на мгновение осознать себя, пытаясь найти хоть какое-то облегчение в том, что моя тетя была всего в нескольких дюймах от меня и наконец простила меня, но его не было. Она бросила меня на несколько месяцев, потому что была зла; тот факт, что он появился из-за аварии, казался лицемерным. Я в любом случае не была счастлива ни с Алексом, ни с ребенком, так почему же я пыталась утешить себя, когда я получила то, что хотела?

— Я тоже скучала по тебе, — честно ответила я. Хотя сейчас не самое подходящее время для визита. — Я не был готов дать ему больше. Моя уверенность исчезла.

— Кажется, я так отреагировал, когда ты сказала мне, что вышла замуж, — тихо сказал он, проводя пальцами по моим волосам. —. И когда вы рассказали нам