В договор не входит - Лина Ласс

– Во что ты меня втянул? – повторила я.

– И этому нет оправдания, – голос Эккерта источал самое искреннее раскаяние. – Я не подумал, чем это может обернуться. Долгое время не было никаких новостей о ней, поэтому я расслабился. Это единственный мой промах.

– Единственный? – я подняла на него глаза. – Ты бросил её на произвол судьбы, оставил под присмотром обычных врачей, зная, что на свободе ходит настоящий заказчик.

– А что бы ты предложила? Привести её сюда? К тебе?

Меня начал сотрясать нервный смех. Спазмы мешали нормально вдохнуть воздуха, но я не могла остановиться, повалившись обратно на подушку. Слёзы всё так же лились из глаз, и я уже не могла понять, что во мне больше преобладает – злость или облегчение. Ведь, как не стыдно это было признать, теперь мне ничего не угрожало, хотя опасность для Эккерта была ещё вполне вероятна.

На кого бы ни вешал ответственность за смерть этой девушки Максим, он несёт её не меньше. И жгучее желание залепить ему пощёчину боролось во мне с совершенно противоположным чувством.

– Нет, Максим, это с тобой непросто, – проговорила я чуть успокоившись. – У тебя за плечами такой багаж, что не каждый выдержит.

– Но ты оказалась единственной, кто стал со мной препираться. Клянусь, иногда мне хотелось свернуть тебе шею, – он усмехнулся. – Упрямая, своевольная. Никто до тебя так себя не вёл. Никто не задавал лишних вопросов, не лез в душу. Мы расставались легко. Каждый получал, что хотел, и расходились как в море корабли. Но я всегда нёс за вас ответственность и в какой-то степени все вы были мне небезразличны. Я даже испытывал… дискомфорт от вашего ухода, тоску, что ли?

Я повернула голову к Максиму, встретившись с его глазами.

– Даже по Изабель?

– Мне её жаль. Думаешь, я не понимаю, что её кровь на моих руках? Не разглядел в ней безумия, приблизил к себе, что чуть не окончилось катастрофой. Как только я представлю, чем могло всё окончиться на Сардинии… – Максим в отчаянии сжал кулаки. – Что, если бы ты умерла на моих руках? Что, если бы ещё одна смерть была на моей совести?

– Что значит ещё одна? – с непониманием спросила я.

На его лице отобразилась самая настоящая мука. Глаза покраснели, выделяя ярко их зелёный оттенок, в котором отразилось сожаление. Рукой нащупав цепочку, Максим достал из-под футболки кулон, повернув его ко мне той частью, где были видны сколы.

– Считаешь меня таким холодным и бесчувственным? А ты не думала, что это всего лишь желание защититься? Мне слишком хорошо знакомо чувство потери. Безумно больно осознавать, что по твоей вине кто-то погиб. Эти шрамы каждый раз напоминают мне об этом, ведь в тот день, когда я их получил, умерла та, которую я ценил больше всего в этой жизни.

Мои глаза распахнулись. Осознание обрушилось на меня ледяной волной. Тогда, в годовщину смерти его матери, когда он избил до полусмерти пристававшего ко мне парня, это была не просто скорбь. Это была вина! Злость и гнев на самого себя, что не смог уберечь родного человека.

– Твоя мать, – прошептала я едва слышно. – Она была рядом.

Судорожный вздох вырвался из его груди.

– Знаешь, уже в тринадцать лет я был выше её на голову. Выходя из дома, мама по привычке пропускала меня вперёд, будто я до сих пор был маленьким мальчиком. Но в тот день будто что-то почувствовав она вышла из подъезда, опередив меня на пару шагов. Пули прошли сквозь её голову угодив мне в грудь. Кто-то из нас непременно бы погиб, и она… тем самым она спасла меня.

Одинокая слеза прорвалась сквозь опущенные ресницы и растаяла на его щеке. Я замерла в ожидании, что моё сердце со звоном расколется, и потянулась в желании утереть влажную дорожку с его кожи, но Максим перехватил мою руку.

– Всё из-за моего упрямства. Не будь я таким упёртым, с ней бы ничего не случилось.

– Нет, – я придвинулась ближе, стараясь не кинуться к нему в яростном желании обнять и прижать к груди. – Нет-нет. Ты не виноват! Ты ведь и предвидеть не мог.

– Но ведь и ты тоже, – Максим покачал головой. – И тем не менее винишь себя в том, что случилось с братом. Ты знаешь, насколько тяжело прощаться с тем, кого любишь. Я больше никогда не хочу это снова испытать. Любить кого-то или даже просто увлечься, чтобы в конце концов потерять.

Его голос надломился, став совсем слабым. Голова поникла, плечи опустились. Передо мной предстал сломленный мужчина, скрывавший внутри себя бездонную пропасть горя и вины, и так и не сумевший простить себя. Мужчина, спрятавший внутри способность любить, запретивший себе проявлять хоть малейшую привязанность.

– Ты прав.

Максим медленно поднял на меня глаза.

– Я считала тебя холодным и бесчувственным, но только потому, что этого хотел ты. Теперь я вижу, как ошибалась. Тебе так страшно вновь кого-то полюбить, что ты запер сердце глубоко за семью замками и боишься дать себе даже крохотный шанс.

– Это признак слабости. Проявление чувств только делает человека более уязвимым. И да, чёрт побери, мне страшно. Но я никому не позволю заглянуть за этот барьер.

– Но мне ты позволил.

– Ты другое дело. Ты как никто другой понимаешь, что я испытываю.

Я аккуратно, стараясь не спугнуть, дотронулась до его руки и не почувствовав сопротивления ухватилась за горячую ладонь, но то, что произошло дальше, заставило меня вскрикнуть. Максим дёрнул меня к себе, крепко обхватив за талию и зарывшись лицом в мои волосы. В первую секунду я даже не поняла, что это объятия, которые я так жаждала ощутить, но в следующий миг обхватила его за плечи, стараясь раствориться в стуке его сердца.

– Я никому не скажу, – прошептала ему на ухо.

– Я тебе верю.

В груди из крохотной точки возгоралось настоящее пламя, пожирая мою сущность, опаляя разум, кружа голову в сладкой невесомости. Стиснутая в сильных мужских руках, я вдруг стала такой лёгкой. Все мысли улетучились, сосредоточившись на ощущениях, исходивших прямо из моего сердца. Оно трепыхалось словно голубь в клетке, боясь спугнуть малейшим движением этот невероятный миг.

Не знаю, как долго мы просидели обнявшись. Может часы, а может всего несколько минут, но Эккерт даже не ослабил хватку, лишь легонько касаясь моих волос и вдыхая их аромат. Я слушала его сердце, его глубокое дыхание и молилась про себя, чтобы он