Теория снежного кома - Фэя Моран

реальности. Но со временем оно переросло в нечто большее. Я поступила в универ Бозмена на факультет программирования, начала серьёзно им заниматься, принялась изучать 3D-моделирование, дополнительно осваивала графический дизайн.

Идея заключалась в том, чтобы создать игру, которая бы отличалась от всех остальных. Не просто очередная калька с популярных жанров, а что-то новое, уникальное, захватывающее. И при этом полезное, хотя никто не может связать понятия «видеоигра» и «полезное».

Я хотела создать мир, в который люди могли бы погрузиться с головой, мир, в котором они могли бы забыть о своих проблемах и почувствовать себя героями.

Я тратила все свои карманные деньги на разработку. Участвовала даже в хакатонах15, писала заявки на гранты, искала спонсоров. Успех был переменчивым. Все отказывались, считая мой проект слишком рискованным и нереалистичным. К тому же, его разработала девчонка. Как тут поверить в её силы, верно?

– Я уже разработала прототип, – продолжила я, стараясь не захлебнуться в деталях. – Сейчас ищу финансирование для команды и доработки геймплея.

– И как успехи?

– Пока не очень, – честно призналась я. – Инвесторы не горят желанием вкладывать деньги в проекты, которые разрабатывают восемнадцатилетние студентки.

Айварс усмехнулся.

– Я почти уверен, что моему знакомому ты понравишься. Он ищет таких талантливых молодых людей.

Я ощутила, как у меня загорелись глаза, а сердце практически завибрировало от волнения. Желудок стянуло в узел. Сев ровно, я попыталась надеть маску спокойствия, схватила ручку, начала теребить её.

– О, а вот и моя жена наконец соизволила спуститься, – шуточно произнёс Айварс, привстав.

Я обернулась, чтобы поприветствовать её.

И застыла от ужаса.

Я задышала так громко, словно стены могли вот-вот затрястись от моих судорожных вздохов и выдохов. Мне сделалось так ужасно, что тело само вскочило на ноги, как будто его ударили током.

В столовой возникла женщина, которую не принято ненавидеть у нормальных людей.

Моя мама.

Совсем не изменившаяся с того дня. Те же светлые волосы, всегда собранные в тугой хвост, всё тот же холодный, отстранённый взгляд.

Время замедлилось до невыносимости. Звуки в столовой приглушились, лица вокруг расплылись в размытое пятно. Я перестала дышать. Я не могла пошевелиться, словно меня парализовало.

Это невозможно. Это должно быть ошибкой. Какой-то злой шуткой. На мгновение я решила, что мне просто кажется. Возможно, я обозналась.

Женщина, которая бросила нас, приблизилась и с улыбкой поцеловала Айварса в щёку.

Я никогда не видела любовника мамы. Видно, это он и есть?

– Прости, что задержалась, – извиняющимся тоном проговорила она, совсем не глядя на меня.

В голове пронеслись обрывки воспоминаний. Я смотрела на неё, и во мне поднималась волна ярости. Ненависти. Омерзения.

И наконец, эта женщина заметила мой взгляд. Её глаза встретились с моими. На мгновение в них промелькнуло что-то похожее на удивление. И страх. Она немного отпрянула, переглянулась с Айварсом, но ничего не сказала.

А затем её лицо вновь приняло привычное, непроницаемое выражение.

Она улыбнулась. Слабо, холодно, без души. И эта улыбка стала последней каплей.

Я не могла больше оставаться здесь. Не могла видеть её. Не могла находиться в одном помещении с ней и с этим человеком.

– П-простите, – выдавила я из себя. – Я… пойду.

Развернувшись, я побежала прочь. Побежала так быстро, как только могла. Мимо недоумённых взглядов, мимо всего. Я выбежала из столовой, побежала по лестнице вверх. Чтобы спрятаться. Чтобы укрыться от этой ужасной правды.

Дойдя до номера, влетела внутрь и захлопнула за собой дверь. А потом скатилась по ней вниз, сев на пол, и долго сидела вот так, спиной прижавшись к двери, пытаясь держать себя в руках. В голове крутились обрывки, словно кто-то настойчиво нажимал на кнопку повтора. Её лицо. Её уход. Слёзы Анжелики. Молчание папы. Тишина.

Я крепко сжала кулаки, впивая ногти в ладони. Глубоко вдохнула, пытаясь успокоить бешено колотящееся сердце. Сфокусируйся. На чём-нибудь другом. На том малом хорошем, что ещё осталось в жизни.

Но все мои попытки были тщетны. Образ мамы настойчиво всплывал в сознании, как зловещий призрак. И каждый раз, когда я старалась отогнать его, он возвращался с новой силой.

Я попыталась дышать ровно, глубоко. Вдох… выдох… Вдох… выдох… Но вместо облегчения почувствовала лишь нарастающее давление в груди. Словно на меня кто-то надел тяжёлый камень. Я зажмурилась, пытаясь остановить поток нахлынувших воспоминаний. Но они были неумолимы. Вот она читает мне сказку на ночь. Вот она гладит меня по волосам. Вот она обещает, что всегда будет рядом. А потом просто исчезает. С чёртовым любовником.

Все эти годы я строила вокруг себя стену из цинизма и безразличия, чтобы защититься от боли. Я убеждала себя, что больше не чувствую ничего к ней. Что она для меня мертва.

Но это была ложь. Я всегда носила в своём сердце маленькую частичку надежды, что однажды она вернётся. Однажды объяснит. Однажды попросит прощения.

И теперь, когда она снова здесь, эта надежда рухнула. Рассыпалась в прах.

Я почувствовала, как что-то дрогнуло внутри. Словно тонкая нить, удерживающая меня на плаву, оборвалась. Я попыталась сдержаться. Удержать боль, которая разрывала мою грудь на части. Ведь я никогда не плачу. Такого просто не может быть.

Но всё было бесполезно. Мои усилия оказались тщетными. В этот момент я почувствовала себя совершенно одинокой.

Внезапно, словно прорвавшаяся плотина, из моих глаз хлынули слёзы. Горячие, обжигающие, неудержимые. Они быстро залили лицо, потекли по шее, пропитывая одежду. Я дрожала всем телом, словно меня охватил судорожный припадок.

Мне всегда казалось, что слёзы – это признак слабости, признак поражения. Я привыкла справляться со всем сама, пряча свои чувства под маской холодной и бесчувственной суки.

Но сейчас… сейчас моя маска разбилась вдребезги, и за ней показалась настоящая Милана.

Я встала, прошла дальше и упала на кровать, свернувшись калачиком. Как маленькая, потерянная девочка, брошенная своей матерью.

Именно в этот момент я сломалась. Полностью и окончательно. Моя крепость пала. А броня была уничтожена. И я отдалась боли. Позволила ей захватить меня целиком. Позволила разрушить меня до основания.

Я не слышала никаких звуков за пределами собственной оболочки. Мир сузился до размеров моего сжавшегося тела. Даже не чувствовала, что в номере кто-то появился, пока что-то не коснулось моих волос. Лёгкое, осторожное касание, словно боялись нарушить тишину. Во мне не было сил даже на то, чтобы поднять голову и посмотреть, кто это. Всё моё существо было сосредоточено на подавлении новой волны слёз, на сдерживании раздирающего меня изнутри крика.

Но человек не воспринял мой отказ отвечать на его действия